Сообщение об этой сделке появилось и в «Блайтбери кроникл». Мистер Хорксли, направляющийся в местный филиал Новоанглийского банка, чтобы пополнить свой счет, сказал миссис Рэмси, направляющейся в местную кулинарию, что это позор, настоящий позор и что Смиты обязательно должны отказаться. Миссис Тонтон, работающая в отделе абонемента местной публичной библиотеки, уверяла каждого, кто приходил сдавать книги, что Смиты непременно откажутся. Разве их сын не лежит до сих пор в коме, да еще без обеих рук? Конечно, откажутся! Миссис Сайон, владелица местного антикварно-художественного салона, не менее дюжины раз повторила, что знакома с миссис Смит достаточно близко – ведь именно у нее та покупала восточный ковер и две коллекционные лампы из Финикса, – и уж кому-кому, а ей-то прекрасно известно, что Смиты ни в коем случае не пойдут на такое нелепое соглашение с этими азиатами.
Но все они ошиблись.
Генри спрятал очередной номер «Блайтбери кроникл», поскольку первым прочел «Письма в редакцию» и решил, что его родителям это ни к чему.
Потому что в письмах говорилась правда. Чэй Чуан сбил его брата. Франклин потерял руку. Может быть, он вообще больше не откроет глаза. И у Чэй Чуана отбирают водительские права? Водительские права?
Генри изо всех сил старался не думать об этом. На тренировках по гребле он трудился как каторжный, и даже тренер Сантори сказал, что если бы все пахали как Смит, тогда они, может, и добрались бы до первенства штата. А пока, добавил тренер Сантори, им и на первенстве зоны ничего не светит – если они вообще туда попадут, потому что никто не пашет так, как Смит, хотя всем надо пахать именно так, если они хотят, чтобы за них не пришлось краснеть всему Уитьеру. А если им плевать, будет Уитьер за них краснеть или не будет, тогда пусть вытряхиваются из лодок, пока он сам их оттуда не вытряхнул, и катятся куда-нибудь в другое место – например, в Маленькую Камбоджу в Мертоне, – потому что им вряд ли понравится то, что он с ними сделает, если они тут задержатся.
Естественно, что после этой речи все остальные члены команды – и особенно Брэндон Шерингем – возненавидели Генри на весь остаток дня. Этим, возможно, объяснялось то, что его шампунь упал с полки в душевой и вылился до последней капли, так же как и то, что его красно-белые трусы загадочным образом пропали и отыскались только на следующее утро, когда мать привезла его в школу: он пошел посмотреть, почему народ толпится под красно-белым Уитьеровским флагом, и обнаружил их приколотыми к нему вместе с бумажкой, указывающей имя владельца.
А Блайтбери-на-море продолжал кипеть и бурлить. Какое безобразие! Какая вопиющая несправедливость! Очевидно, судье позарез, ну просто позарез нужны голоса избирателей-иммигрантов. Не иначе как он мечтает о политической карьере. Если эти люди решили приехать в Америку, почему они не желают соблюдать американские законы? Когда наша страна наконец проснется? Все обитатели Блайтбери-на-море твердо считали: надо что-то делать. Терпеть больше нельзя!
Все, кроме Санборна.
– Твои родители сделали что могли, – сказал он после очередной дискуссии – по-прежнему о будущем ядерной энергии.
– Кажется, я уже всыпал тебе всего пару дней назад, – заметил Генри.
– Наверно, тебе это приснилось. Чэй Чуан ничего раньше не нарушал. Он пытался помочь. Забинтовал Франклину руку.
И побежал искать патрульного.
– И он камбоджиец. А про камбоджийцев никто не имеет права говорить плохо, потому что в Америке всем хватит места и мы должны стараться понять тех, кто отличается от нас. Мне продолжать, Санборн, или можно сблевать сразу?
Санборн покачал головой.
– По-моему, ты уже сблевал, – сказал он.
– И с каких это пор все кому не лень стали лезть в наши дела?
Санборн пожал плечами.
– Люди любят обсуждать чужие беды, если они их не касаются, – сказал он.
Молчание.
– Знаешь что? Все-таки ты у меня получишь, – сказал Генри.
– Думаю, примерно через минуту я тебя прижму так, что ты даже пошевелиться не сможешь, – ответил Санборн.
– Может быть, Санборн. Может быть, ты и прижал бы меня через минуту – если бы у меня было двустороннее воспаление легких, пять сломанных ребер и очень сильный насморк.
Но когда мать Генри приехала забирать их домой, Санборн был очень близок к тому, чтобы выполнить обещанное.
Скоро наступила последняя неделя апреля, а за ней и первая неделя мая. Прошли теплые дожди, и форзиция вспыхнула желтыми цветами, стали набухать белые и лиловые кисти сирени, и нежные нарциссы закачались на легком ветерке. Сад с огородом позади дома налились густой зеленью с робкими мазками желтого и голубого, как бывало каждый год, – словно в доказательство того, что некоторые вещи остаются неизменными.
Но Блайтбери-на-море все еще кипел, и его жители присылали в «Блайтбери кроникл» новые письма, которые Генри приходилось прятать.
Ему все больше и больше хотелось подняться на Катадин.
Он не стал посвящать в свои планы ни родителей, ни кого бы то ни было другого – кроме Санборна, который в ответ покосился на него, иронически подняв бровь. Они бегали на стадионе по кругу под недремлющим оком тренера Сантори, и майское солнце пригревало их голые спины.
– Ты собираешься залезть на Катадин в одиночку?
Генри кивнул.
– А туда как доберешься?
– Не знаю. Буду голосовать, кто-нибудь подбросит.
– И полезешь наверх один?
Генри ткнул его кулаком в плечо.
– А ты молодчина, Санборн! Схватываешь на лету!
Санборн пихнул его в ответ.
– И ты молодчина, Генри! Буду вспоминать тебя с удовольствием. Люди гибнут, когда лезут в горы одни.
– В Гималаях – наверное.
– Ты знаешь, что на Катадине есть хребет, который называется Лезвие Ножа?
– Да, Санборн. Ты что, моя мамочка?
– А известно тебе, что бо́льшую часть года туда вообще запрещено подниматься?
– Слушай, я рад, что все тебе рассказал. Ты знаешь, как поддержать товарища.
– Я иду с тобой.
– Да ты же никогда не ходил по горам!
– И что с того?
– Ты и в лесу никогда не ночевал.
– Повторяю: что с того?
– Ты даже на этом стадионе за мной не угонишься, если я хотя бы вполсилы побегу.
– Допустим. А ты можешь выжать столько, сколько сам весишь?
– Могу.
Санборн промолчал.
– А ты сам-то можешь? – спросил Генри.
– Еще и с тобой в придачу.
– Трепло.
– Дурак.
– Жирдяй.
– Недомерок.
