– Вообще-то мы можем увезти парня на допрос в участок, – сказал полицейский поменьше.
– У вас нет ордера. Кроме того, Генри не станет никому ничего говорить, пока рядом не будет нашего адвоката.
– Миссис Смит, формально мы не нуждаемся в ордере… – Тот, что был побольше, встал – а когда он встал, то оказался гораздо выше матери Генри. – Но почему вы так агрессивно настроены? Мы расследуем дело о поджоге, а вы…
– А я должна везти сына в школу, а потом ехать в больницу, где другой мой сын лежит в искусственной коме с мозговой травмой. И несмотря на это, вы почему-то не желаете отстать от Генри, хотя он уже сказал вам все, что ему известно о поджоге, причинившем ущерб семье, которая чуть не убила моего мальчика. Так кто из нас агрессивно настроен?
– Тогда, пожалуй, мы лучше поговорим с вашей дочерью. – Полицейский побольше опять сверился со своим блокнотом. – С Луизой Смит.
Мать Генри покачала головой.
– Ну нет уж.
– Почему?
– Потому что органы правосудия проявили к нам такую чуткость.
– Но вы же должны понимать, миссис Смит, что два этих дела наверняка связаны между собой!
Мать Генри помрачнела еще больше и наклонилась вперед, опершись на стол руками. Они дрожали.
– Надеюсь, что это не так, – тихо проговорила она.
– Миссис Смит…
– Но если они и связаны, мы тут ни при чем. И мне не нравится, что вы приходите ко мне в дом с мыслями, что прекрасно закроете дело, если докажете, что поджог был местью членов семьи, которым теперь до конца жизни придется жить с сыном-калекой: они-де разозлились оттого, что виновника их горя всего лишь слегка пожурили. Нет, мне это совсем не нравится, и я прошу вас уйти.
Полицейский побольше закрыл блокнот. Посмотрел на Генри и его мать и улыбнулся.
– Понимаю, – сказал он. – Но это вопросы, на которые обязательно надо получить ответы. Мы могли бы получить их здесь. Возможно, теперь понадобится распоряжение суда. Но я хочу, чтобы вы знали, миссис Смит: я действительно вас понимаю.
Он кивнул своему напарнику, и тот встал. Они все встали разом – даже Чернуха, которая опять подставила гостям голову, рассчитывая, что ее почешут.
– Поди сюда, Чернуха, – сказала мать Генри. Нагнувшись, она схватила Чернуху за ошейник и подтащила к себе.
– Я вам очень сочувствую, – сказал полицейский побольше. – Такой беды никому не пожелаешь.
– Спасибо, – ответила мать Генри.
– А кофеек ваш и правда славно пахнет, – сказал полицейский поменьше.
Мать Генри кивнула.
– Раз уж мы здесь, – сказал полицейский побольше, – вы не разрешите нам взглянуть на ваш корабль? Я читал про него в газетах, а история – это вроде как мое хобби.
Мать Генри помедлила, потом снова кивнула. Неохотно.
– Проводишь нас, парень?
Мать Генри раскрыла было рот.
– Обещаю, никаких вопросов о поджогах.
Она посмотрела на него, потом на Генри.
– Только быстро, – сказала она. И отпустила Чернуху.
И Генри повел обоих гостей в Бухту спасения – конечно, Чернуха тоже увязалась за ними, – и тот полицейский, что был побольше, протяжно присвистнул, оглаживая обеими руками корабельные шпангоуты. Он измерил шагами длину и ширину остова и записал цифры себе в блокнот. Потом залез внутрь и постоял на обнаженном килевом брусе – как в чреве живого существа, которое в его воображении качалось на волнах, пропуская холодные морские струи у себя под подбородком.
– Впечатляет, – сказал полицейский побольше.
– По мне, так лучше бы пляж остался целым, – сказал Генри.
– Будь я в твоем возрасте, я бы, наверно, тоже так считал. Но сейчас вот гляжу на эту штуку и думаю, что бывают вещи, которые сделаны на совесть. Взгляни, какой киль. С таким и через триста лет можно было бы плавать.
– Только не после пожара.
Полицейский кивнул.
– Да, пожар – оно конечно. В этих краях всякое бывало, Генри. И беда беде рознь. Если корабль загорелся, его ведь не выбрасывает на берег. Он разваливается и тонет. Этот корабль сначала сел на мель, а уж потом его подожгли. И началось, похоже, с носа. – Он протянул руку. – Видишь, там он больше пострадал, чем у кормы. – Он вновь окинул взглядом весь остов. – Кто-то хотел его погубить.
– Может, это был несчастный случай, – сказал Генри.
– А может, кто-то разозлился.
– Может быть, – сказал Генри, – но вы обещали не задавать вопросов про поджоги.
Полицейский побольше сунул руки в карманы и смерил Генри глазами.
– Да, – сказал он после паузы. – Обещал, это точно. – Он снова поглядел на обломки. – Этот корабль был всем кораблям корабль, Генри. Как по-твоему, ты когда-нибудь узнаешь, что произошло с ним на самом деле? – Он опять внимательно посмотрел на Генри. – Мне кажется, кто-то должен узнать, что с ним произошло. Он этого заслуживает.
Полицейский протянул ему руку, и Генри пожал ее. Второй полицейский кивнул. Потом они выбрались из Бухты спасения, полицейские сели в машину и уехали.
Вскоре после этого и Генри с матерью уехали в Уитьер – но прежде мать все же позвонила мистеру Черчиллю, и тот строго-настрого запретил говорить что бы то ни было о поджоге в Мертоне любому полицейскому, откуда бы он ни явился, если рядом не будет его, мистера Черчилля.
Однако весть о поджоге уже долетела до Уитьера, и, когда Генри туда приехал, все только это и обсуждали.
Даже учителя.
Например, мистер Дисалва на уроке американской истории.
– Вы слышали о пожаре в Мертоне? – спросил он у класса Генри.
Все закивали.
– Здание вспыхнуло, как карточный домик. Вот что значит не иметь жестких строительных норм! Иногда пожары меняли облик целых городов и оказывали огромное влияние на жизнь общества. Так что сегодня давайте-ка отвлечемся от Льюиса и Кларка и поговорим о том, как сгорел Чикаго. Кто может сказать мне, при каком президенте это случилось?
Или миссис Делдерфилд на уроке литературы.
– Слышали о пожаре? – спросила она.
Все закивали.
– А слышали вы, что, по мнению мертонской полиции, он вполне мог возникнуть в результате умышленного поджога?
Снова кивки.
– Как это ужасно! – сказала миссис Делдерфилд. – Надеюсь, все знают стихотворение Франсуа Вийона?
Генри посмотрел на Санборна. Тот закатил глаза.
– Prince, n’enquerrez de semaine
Ou` elles sont, ni de cet an,
Qu’a` ce refrain ne vous rame`ne:
Mais ou` sont les neiges d’antan?
[14]
