Чэй пожал плечами.
– И вот мы ходим по всему Миллинокету в поисках товарища, который нас бросил, и открытого автомагазина, где можно было бы купить галлон охлаждающей жидкости, и в надежде на то, что магазин отыщется первым и это позволит нам бросить товарища, который бросил нас.
Они нашли нужный магазин в квартале от Главной улицы, и – о чудо! – он оказался открыт. Санборн потребовал, чтобы Генри пошел и заплатил за охлаждающую жидкость, а сам остался на тротуаре с Чернухой. Когда Генри вышел с канистрой, на противоположном тротуаре, внимательно наблюдая за ними, стояли трое членов оркестра Миллинокетской средней школы.
– Наверно, они любят собак, – сказал Санборн и помахал им.
– Думаю, дело не в этом, – сказал Генри.
Внезапно трое членов оркестра повернулись, бросились бежать, оглядываясь на Чэя, Санборна и Генри – и на Чернуху, – и быстро исчезли в ближайшем переулке.
– Думаю, нам лучше уйти, – сказал Генри.
Они пошли по Главной улице назад. Генри нес канистру с охлаждающей жидкостью. Солнце палило им в спину, и Генри чувствовал, как у него обгорает шея. Он потер ее, когда они свернули за угол в улочку, где стоял их пикап.
– Надо где-нибудь перекусить, – сказал Санборн.
– Не надо, – сказал Генри.
– Кто назначил тебя ответственным за питание?
Чэй шел чуть впереди их.
– Если ты не хочешь, чтобы на тебя накинулась вся секция ударных из уличного оркестра, а это может произойти в любую минуту, нам надо убраться отсюда как можно скорее.
– Зачем секции ударных из уличного оркестра на меня накидываться?
Вдруг Чэй скорым шагом вернулся к ним. Взял обоих за руки, развернул и повел обратно. Генри почудилось, что он угодил в один из тех снов, где ты бежишь и бежишь, но никуда не прибегаешь, и твои ноги уже так устали, как будто ты месишь ими кашу, но ты все равно бежишь, потому что кто-то тебя преследует и тебе очень не хочется, чтобы этот кто-то тебя поймал.
Он оглянулся, чтобы посмотреть, кто же пытается их поймать.
Недалеко от них, криво приткнувшись к тротуару, стоял ободранный пикап Чэя. По крайней мере, Генри показалось, что это он. Разглядеть как следует было трудно, поскольку его взяли в кольцо три патрульных автомобиля с мигалками на крышах.
– Наверное, вы поставили его в запрещенном месте, – сказал Генри.
– Если бы ты был с нами и помогал толкать, мы могли бы найти место получше, – ответил Санборн. – Но тебя ведь не было, помнишь?
Чэй затащил их за угол. Он тяжело дышал, а его лицо блестело от пота.
– Послушай, Чэй, – сказал Генри, – ты предупредил отца, что заберешь пикап с собой?
Чэй промолчал.
– Мог твой отец заявить, что его украли?
Чэй шел дальше, так ничего и не ответив.
– Видимо, это означает «конечно мог», – сказал Санборн. Чэй уже опередил их на полквартала. – Из чего напрашивается вывод, что нам снова придется ловить попутку.
Генри посмотрел на него.
– Три обормота с собакой, которые хотят, чтобы их подбросили до Катадина. Кто посадит к себе троих с собакой?
– Не говоря уж о том, что одного из них – камбоджийца, который, по всей видимости, нарушил правила поведения для условно осужденных, – наверняка ищет полиция, – заметил Санборн. – А найти камбоджийца среди жителей Миллинокета, штат Мэн, по-моему, не составляет особого труда.
– Значит, если будем голосовать, нужно делать это ночью и надеяться, что мы не нарвемся на полицию. А кто подберет троих обормотов с собакой, да еще ночью?
– Почему троих? – сказал Санборн.
Оторвавшийся от них Чэй оглянулся. Он помахал, подзывая их к себе, а затем пересек улицу. Из-за тяжелого рюкзака Генри ему приходилось идти чуть согнувшись.
– Ты хочешь его бросить?
– Никто не предлагал ему идти с нами. Он просто ехал в том же направлении, но мы не приглашали его лезть на гору. И вообще, Генри, я гляжу, ты с ним прямо не разлей вода. С чего бы это?
– При чем тут не разлей вода? Он согласился нас подвезти, и я не хочу, чтобы он попал в беду из-за… из-за нас.
– Между прочим, он убил твоего брата. Сначала ты катаешь его на лодке по озеру. А теперь хочешь еще и взять с собой на Катадин. Он убил твоего брата, Генри! Вчера утром ты был готов разорвать его на мелкие клочки, а сегодня вдруг волнуешься, как бы его не арестовали за то, что он украл пикап у своего папаши.
– Значит, мы пойдем, заберем у него рюкзак и скажем: «Спасибо, что подвез. А теперь до свидания». Так, что ли?
– Именно так. А потом поднимемся на Катадин.
Генри посмотрел на север. Катадин дрожал в знойном мареве Четвертого июля. Его бело-фиолетовые камни были словно подернуты рябью, а пики заволокло легкой дымкой.
Прямо как в тропиках.
Генри вдруг почудилось, что он в Камбодже. Смотрит из горящего лагеря беженцев. Горы кажутся прохладными и невероятно далекими. Его отец пашет поле с лямкой поперек груди. Точно бык.
А солдаты смеются.
И тут они видят твою мать.
Беда.
А потом забирают твоего брата.
Беда.
И сестру.
Беда.
И ты не можешь построить свой дом подальше от этих бед.
Даже если переплывешь Тихий океан. И пересечешь континент. И выучишь новый язык. И поступишь в школу, где все носят желто-синие рубашки и никто никогда не был беженцем, и попытаешься выбросить из памяти то, что ты когда-то им был… хотя этого тебе не дадут.
Даже если ты встретишь американскую девушку, которую легко рассмешить и легко довести до слез, которая входит в число лучших спортсменок Массачусетса, но не говорит об этом, чтобы не выделяться на фоне своих братьев, которая ест рисовые хлопья с бананами и тростниковым сахаром, субботним утром смотрит мультики, а после этого полдня собирается на вечерний концерт Бостонского симфонического оркестра, потому что любит Стравинского.
И вдруг Генри понял, как произошел тот несчастный случай, понял с абсолютной ясностью и бесспорностью геометрической аксиомы. Он увидел его как историю, разворачивающуюся в замедленном темпе, – каждый до предела четкий эпизод, каждый взгляд, каждый жест, каждый вскрик. И все долгие ночи, которые были после этого, ночи, полные ужасного одиночества, – он понял и про них тоже.
Теперь он знал.
Он огляделся и поставил канистру с охлаждающей жидкостью около машины, припаркованной на обочине. Потом двинулся за Чэем, который ждал их на другой стороне улицы.
– Мы его не бросим, – сказал он через плечо. И услышал, как Санборн вздохнул. Генри обернулся. – Мы его не бросим. Он довез нас почти до места – отсюда до горы всего несколько миль.