Я то и дело осторожно поглядывала на дверь, не появился ли Роджер. Условие этого слизняка в силе, и я не смогу отказаться, если есть возможность сохранить часть себя.
– Пст…
Я оглянулась и увидела в дверях Релма. Он что-то держал за спиной. Другие его не заметили. Я спохватилась, что улыбаюсь.
– Иди сюда, – сказал он одними губами.
Я не знала, идти или нет, но в комнате досуга было тихо и скучно, и я решила выяснить, что он затеял. Релм улыбнулся до ушей, когда я пошла за ним в коридор.
– Подожди, – сказал он, высунув голову из-за угла и глядя в направлении сестринского поста.
– Что там у тебя? – спросила я, пытаясь заглянуть ему между плечом и стеной.
– Эй-эй, дорогая, – осадил он меня взглядом. – Не подглядывать. – Он высунулся из-за угла и сделал странный жест рукой, будто подавая военный сигнал.
– Что? – не поняла я.
– Побежали! – Он бросился по коридору. Мы добежали до двери, ведущей на лестницу, и оказались на площадке. Релм мягко прикрыл дверь. Слегка шокированная, я остановилась.
– Успели, – выдохнул он.
– Что мы тут делаем?
– Прячемся. У меня контрабанда.
– А если нас найдут?
– Не найдут, до обхода еще двадцать минут. Садись, – он показал на ступеньки за моей спиной.
Я уже нарушила правила, придя сюда, поэтому уселась на бетон, скрестив ноги, и посмотрела на Релма.
– Ну, теперь-то ты мне покажешь, что прятал за спиной?
Он широко улыбнулся и вынул белый пакет с логотипом, который я узнаю из тысячи.
– Быть не может!
– Птичка на хвосте принесла, что ты хочешь куриные наггетсы.
– Релм! Как же тебе удалось…
– Ш-ш-ш… – Он взглянул на дверь. – В меню этого нет, увидят – отберут. Ты будешь наггетсы или нет?
Каждую субботу мы с братом умоляли родителей свозить нас в «Макдоналдс». Приходилось убирать свою комнату, мыть посуду и тому подобное. Но вскоре мы начали сачковать, зная, что родители все равно туда отведут – отец подсел на жареную картошку.
И сейчас я как никогда была рада нездоровой пище, от которой веяло домом. Если задуматься, это даже как-то удручающе.
Релм присел рядом, достал из пакета салфетку и расстелил на ступеньке. Потом вынул коробку «Макнаггетсов», откинул крышку и насыпал сверху немного картошки.
Я набросилась на курятину, хотя меня распирали вопросы.
– Как ты это достал? – Наггетсы немного остыли, но все равно были вкуснее протертого картофельного пюре, которым нас здесь пичкают.
– Есть один знакомый, у которого тоже есть знакомый, – улыбнулся Релм, положив в рот ломтик картошки.
– Релм, ты можешь вывести нас отсюда? – спросила я, охваченная вдруг мечтой о спасении. Релм только вытаращил глаза.
– Ты что, – сказал он. – Нет, конечно. Мои чары распространяются максимум на заколдованную дорогу к «МакАвто». Это не то же самое, что сбежать из тюрьмы. Я просто подумал… – Он опустил взгляд. – Черт, Слоун, я думал, это тебя подбодрит.
Мне стало ужасно стыдно за свою неблагодарность.
– Прости, – сказала я, тронув его за руку. – Очень вкусно и действительно меня подбодрило. – Я выдавила широкую, чересчур восторженную улыбку. – Видишь?
Релм мягко усмехнулся, и мы снова начали есть.
– А как ты узнал о куриных наггетсах? – спросила я, подбирая ноги под себя.
– Добрался наконец до твоей карты. Представь мое удивление, когда я читаю запись доктора Фрэнсиса, что ты о них мечтаешь. Ты правда ему это сказала?
– Да! – Я засмеялась и шлепнула его по плечу. – Тебе нельзя читать мою карту!
– Можно. Нехорошо – это да. Ты же на меня не настучишь? Или ты «крыса», Слоун? – Он с подозрением взглянул на меня.
– Я не собираюсь тебя продавать, но ты мне расскажешь, что вычитал.
Он напрягся и поскреб подбородок.
– М-м-м… ну, немного.
К горлу волной поднялась дурнота.
– Лжешь.
Релм посмотрел мне в глаза.
– Кто такой Джеймс?
От его мягкого голоса на глаза навернулись слезы. Как объяснить, кто для меня Джеймс?
– Он был для меня всем, – сказала я. – А теперь он никто. – Я закрыла глаза.
– Сочувствую, – произнес Релм, тронув меня за колено. – Не надо было мне заводить этот разговор.
Я шмыгнула носом и вытерла выступившие слезы.
– Да нет, просто у меня сегодня неудачный день. И…
– Я тебе говорил, что жизнь – дерьмо. Я тебе правда сочувствую.
– Не стóит, – прошептала я. – Джеймс мой парень, но… – Я замолчала, не желая признаваться, что Джеймс меня не помнит. Будто это доказывало, что я не так уж много для него значила.
– Он тоже побывал в Программе, – тихо сказал Релм. – Это есть в твоей карте.
Я кивнула.
– За мной пришли через неделю после его возвращения.
– Он тебя узнал? – с тревогой спросил Релм.
– Нет.
Сказать это – все равно что получить удар в грудь.
Релм не стал утешать – дескать, это ничего, а Джеймс меня обязательно вспомнит. Он указал на последний наггетс.
– Будешь?
Я уставилась на него.
– Довел меня до слез и еще на мой наггетс нацелился?
Он пожал плечами.
– Я только спросил, будешь или нет.
Я засмеялась, отодвигая коробку к Релму.
– Забирай, а то меня стошнит, я слишком быстро все уплела.
Он перестал жевать:
– Спасибо, Слоун, за излишнюю откровенность.
Однако он все равно доел наггетс, и мы принялись за картошку. Собирая салфетки жирными пальцами, я испытывала почти облегчение: в этом корпусе я чувствовала себя чересчур отмытой и асептической.
– Держи, – сказал Релм, подавая мне пакет. Приоткрыв дверь, он поглядел в щелку. – Никого.
Он жестом пригласил меня вперед. Незаметно выйдя в коридор, мы, хихикая, припустили бегом и почти вернулись в комнату досуга, когда из-за угла показалась медсестра Келл.
Релм выхватил у меня пакет «Макдоналдса» и швырнул его в пустую палату под кровать.
– Где вы были? – спросила Келл.
– Я показывал ей корпус, – ответил Релм, обнимая меня за плечи, будто лучшего друга. Я вдруг поняла, что он и есть мой лучший друг, по крайней мере, здесь. Секунду медсестра Келл сверлила нас взглядом, после чего кивнула на комнату досуга.
