Комедия замечательно высмеивает идиотскую часть Голливуда и метко попадает во все точки его нелепости.
Успех огромный. Театр беспрерывно смеется и рукоплещет. Но для нас с вами смешно следующее. Одно из действующих лиц, немецкий режиссер (Любичь, надо полагать). Он возмущен идиотскими распоряжениями, говорит гневный монолог, угрожает бросить съемку и, дойдя до исступления, кончает речь словами:
– Вот брошу все и уеду с Эйзенштейном в Россию!
И эта реплика вызывает взрыв аплодисментов.
Вот тут-то и начинается популярность. Ну, а об остальном, очаровательном и ужасном – в следующий раз.
Ваш Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ
Хоть в Голливуде и фантастическая техника, хоть и много денег, и жизнь райская, а все же принципы нам дороже. Поэтому контракт не подписали – не сговорились – и скоро будем в Москве. Рад я этому очень»
[194]
.
С. ЭЙЗЕНШТЕЙН, Г. АЛЕКСАНДРОВ, Э. ТИССЭ —
Л. МОНОЗСОНУ
Монозсон, Амкино, Нью-Йорк – 22.XII.30 г.
Недоразумение выяснено. Все неприятности окончились, и все нормально, лучше, чем раньше
[195]
. Привет, счастливого Рождества.
Эйзенштейн, Александров, Тиссэ.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Мехико. 2 января 1931 года.
Ну что ж, и Вам искренний привет… Перл!
Что это за хамский клочок бумаги, который начинается с этих талантливых строк…
Стоило ли писать такие слова в письме, которое идет месяц и на которое ответ придет в самом скором случае еще через месяц.
И что это за выпады по поводу нашего менеджера мистера Кимбро, который был арестован в количестве трех сотрудников Эйзенштейна?
Мистер Кимбро – не кто иной, как брат жены Уоптона Синклера
[196]
и делает у нас не что иное, как административные, организационные, хозяйственные дела и отвечает за деньги, отпущенные нам на картину.
Почему он трогает Вас, и почему Вы обижаете его, нам, за морями и полушариями, не разобрать. Может, Вы все же перед ним извинитесь?
[197]
И какой в этом шик, я понять не могу и вовсе не желаю принимать Вашего пожелания жить так же, как в 1931 году.
Мне хочется в Москву. Это смешно вообще, а для моего характера в особенности, но это так. Страстно хочется в Москву, чтобы работать и говорить при этом по-русски.
Невероятно хочется повидать Вас, чертовка, и Ольгу, и многих, многих других.
Хочется осесть на месте и отдохнуть от путешествий, и перестать смотреть новости, и поделиться впечатлениями и опытом.
Но мы начали картину, и мы должны ее закончить. Тем более что материал совершенно потрясающий и оригинальный. Я не знаю, получили ли Вы мои письма с открытками и фотографиями. Эти фотографии отчасти дают понять все прелести здешнего кинематографического материала и его девственность.
Мексиканская экспедиция, пожалуй, одна из самых интереснейших, несмотря на волнения, которые нам приходится переживать в этой стране сюрпризов и неожиданностей.
О первом сюрпризе Вы читали в газетах и в моих письмах, если они до Вас дошли. Я писал Вам о том, что мы спали в одних постелях с агентами тайной полиции, ибо комнаты, в которых была устроена наша тюрьма, были маленькие, и было в тех комнатах по одной кровати.
Вторым крупным сюрпризом было для нас землетрясение, разрушившее города и села. В момент землетрясения мы были с С. М. в номере отеля.
В этот день мы привили себе тиф и нетвердо стояли на ногах от головокружения. Когда начались первые толчки, мы не обратили на них внимания, ибо сочли это за головокружение. Но когда со стены слетела картина и двери стали открываться и закрываться, мы сообразили, что происходит.
В этот момент во всем городе выключили свет, и началась паника.
С карманным фонарем мы выбежали со второго этажа на улицу, и удивлению нашему не было конца, ибо качалась земля, как палуба парохода.
Прислуга отеля молилась, стоя на коленях и прося защиты у Господа.
В Мехико-Сити большой катастрофы не произошло, потому что город стоит на болотистой почве и качается на ее мягкости, не разрушаясь. Убило 4-х человек и разрушило несколько домов. Одну женщину убило упавшим с колокольни крестом.
Автомобили, стоящие на улице с отпущенными тормозами, начали кататься, и их ловили полицейские.
Наутро были получены сведения о катастрофе в городах ОАХАКА, и мы с присущей нам стремительностью наняли аэроплан и вылетели к месту катастрофы. Подробности посылаю в виде письма Монозсону, которое пошлю ему вместе с негативом фильма.
Монозсон, наверное, и пошлет копию картины в СССР, и вы увидите на экране примерно то, что увидели мы
[198]
.
Землетрясение – это большое событие. Но подобных событий мелкого масштаба мы имеем так много, что наша жизнь похожа на флаг, развевающийся по ветру.
Мы преисполнены удивлениями и страстями к разным новым для нас вещам. Мы помешаны на бое быков, и каждое воскресенье бываем в цирке.
