Советская кинематография жутко отстает от того, что делается в стране, от того, что делается в областях центрального строительства.
И все оттого, что забывают о Марксизме, что надстройки нельзя создавать и стабилизировать до тех пор, пока фундамент, базис, не будет закреплен и стабилизирован.
Сейчас задачами советского кино должно быть обслуживание строительства. Хорошие научные фильмы, информации, проекты должны вытеснить на время все остальные виды картин, ибо искусству, новому искусству кино сейчас не время распускать свои цветы.
Рецензент опять правильно пишет: «…Наша кинематография пытается вести работу хотя бы в узких формах…, подготавливаясь к новому скачку. КОГДА ПОСЛЕ ПРОВЕДЕНИЯ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ МЫ СУМЕЕМ БРОСИТЬ НОВЫЕ СИЛЫ НА ЭТОТ НЕМАЛОВАЖНЫЙ ФРОНТ».
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
Красные шарики оказались сильнее белых, и потому переливание крови не надо делать
[206]
. Но все же для помощи в победе «красных» необходимо впрыскивание молока. Для этого впрыскивания нужна подготовка в два дня и потом реакция в три дня, а еще потом надо проверить действие впрыскивания. Всего, наверное, потребуется неделя, если не будет неожиданных осложнений.
С просмотром для цензуры еще ничего не налажено, и неизвестно, когда удастся наладить. Сегодня Кимбро работает в этом направлении после моего скандального с ним разговора.
Картина «Голубой ангел» – говнецо. Медленная, скучноватая и по-немецки условная
[207]
.
Я сегодня ничего не делал, ибо вчера имел первую порцию впрыскивания и тяжелую реакцию, а Кимбро с компанией играл в покер у меня в комнате (в отеле нет свободных номеров).
Поэтому спал сегодня до 11 часов.
Завтра едем с Арагоном («Арагон», конечно, мексиканский, не «Луи». – Ю. С.) в «ПУСТЫНЮ ЛЬВОВ» для изучения СОЛДАДЕР
[208]
. Книжка Джона Рида хорошая, полезная нам.
Посылаю Вам все, что есть на сегодняшний день, а завтра один приятель устроит получение книг и заказных писем, так что с вечерним поездом я смогу отправить их Вам.
Поправляйтесь по-настоящему и работайте с солнцем.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
10 августа 1931 г. Мехико-Сити.
«Наши северные лета —
Карикатура южных зим…»
Сегодня солнце, вчера солнце, и три дня тому назад солнце… Это началась весна в Мексике, ибо пришел август. Дожди будут уходить на север. В тропиках умрут москиты, и люди будут иметь возможность выходить на улицу днем.
Вместе с появлением солнца крепнет мое здоровье после болезни. Я был так болен, что не помню, писал ли Вам о болезни и ее последствиях
[209]
.
Если не писал, то тем лучше – теперь все позади…
Вчера я ответил на Вашу телеграмму по поводу здоровья Эйзена.
Он был болен, у него была ангина. Он был в постели 5–6 дней, но моя болезнь была перепутана с его болезнью, и в результате информации в прессе, искаженные расстоянием и временем, напугали Вас. Обо всем можно уже не говорить, ибо для нас это дело давно прошедшее.
Дней через десять я смогу приступить к работе по съемкам… Эйзен и Тиссэ работают уже два дня, ибо работа началась вместе с солнцем.
И мне сегодня предстоит горячее время. На арене для боя быков буду снимать вторым аппаратом недостающие куски матадорского искусства.
Я в Мехико-Сити, а Эйзен и Тиссэ в гациенде Тетлапайяк.
Тетлапайяк – место нашей печали. Мы приехали туда на 20 дней, но дожди задержали нас на три месяца, между тем как вся картина могла быть снята в это же самое время.
Осталось нам работать еще дней 8-10, а если солнце будет развивать свою деятельность так, как за последние дни, то и 8 дней будет достаточно.
Затем едем в гущу тропиков, в АКАПУЛЬКО, для съемки революционного эпизода. С разъездами и съемками нам надо еще пару месяцев работать в Мексике. Это как раз те два месяца, что отняты у нас дождями. Нам самим эти задержки стоят нервов и волнений и художественных колебаний, ибо разрыв во времени между съемками сцен очень портит качество работы.
Сейчас важно не поддаться панике, которую затягивающееся время и беспросветная погода внедряют в наше сознание.
Мы должны не дрогнуть перед окончанием работы, история которой так хорошо начата. Поэтому всякие волнения в Москве и в рядах наших друзей чрезвычайно опасны для нашей картины, ибо нас ничто так не волнует, как сомнения в Москве
[210]
.
Вы знаете, что спокойствие Эйзена весьма относительно и всегда может быть разбито каким-либо ничтожеством. Поэтому Вы должны помочь нам хорошо кончить картину. Вы должны помочь его спокойствию тем, чтобы поддержать нас в Москве и во всех возможных случаях разъяснять наше положение, обстоятельства и задачи, стоящие перед нами, перед окончанием картины.
Мы сейчас много нервов имеем с цензурой. Возражений у цензуры нет, но цензура нас боится, боится животным страхом, поэтому старается отыскать что-либо в нашей картине, но там ничего опасного для Мексики нет. Но страх сильнее разума и фактов, поэтому нам не разрешают получать арестованный негатив.
Поэтому мы должны десятки раз рассказывать все истории, происходящие в нашем фильме.
Это нас нервирует, ибо мы не верим цензорам так же, как они не верят нам,
