Сокращать неминуемо предстоит, и мне надо будет иметь телефонный разговор о сокращаемом.
Если даже сократить минимально, и то придется кончить не раньше 25-го или 27-го. А без сокращения остается еще 30 чистеньких дней.
Съезд будет шеве-девре. Остальное тоже.
Пока желаю не засыпать на работе и прилива сил для окончания героического пути. Меня еще без конца режет вопрос квартиры, убивает на месте. Подскажите. Меня торопят, до свиданья.
Ваш ученик и помощник Гр. Александров.
(«Девичьи глаза»)
[76]
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
Ленинград, «Европейская», № 301.
2 сентября 1927 г.
После разговора по телефону, который стоил 31 рубль…
Дорогой учитель, Сергей Михайлович…
Совершенно необходимо в срочном порядке выслать нам все неудовлетворительные куски. Особенно, где двоится и троится.
Мне кажется, что в вопросе бесфокусности и контрастности виновата главным образом лаборатория. Те куски Смольного, которые я видел в Ленинграде, служат доказательством того, что половина из них при хорошей печати будут замечательными кусками.
Лучше, если бы удалось прислать пробочку негатива этих кусков, а то Эдуард хочет ехать в Москву на один день. Это совершенно недопустимо. Если негатив трудно, то отрежьте от каждого куска позитива и немедленно пришлите нам.
Эдуард (Тиссе. – Ю. С.) очень забеспокоился, когда я ему все рассказал, и очень растерян.
Кроме всего прочего, я вам советую поменьше слушать Попова (второй оператор фильма – Владимир Попов. – Ю.С.) на том основании, что его предательская политика по отношению к Эдуарду нам с вами известна. Мне кажется, что Володя сознательно не говорит вам, где виновата лаборатория, а где Эдуард, ибо его политика обладает большими странностями, и он работает во славу своей карьеры довольно непонятными для нас средствами.
По тем отрывкам негатива, которые Попов привез сюда, можно судить о качестве негативов вообще, и в числе их (я сейчас их внимательно пересматривал) я нашел только два бесфокусных кадра: кр. план Адамовой
[77]
и фонари на Миллионной.
Так что тут очевидно не без лаборатории. Когда будете выбирать куски, вы учитывайте эти обстоятельства.
А ТО МОГУТ ПОГИБНУТЬ ХОРОШИЕ КАДРЫ!
Те, которые будут вас смущать, вы откладывайте, и когда мы приедем, мы посмотрим негативы этих кусков и выясним, что к чему.
Вспомните, как были напечатаны куски с качающимися столами в «Потемкине» и как они выглядели при перепечатке.
Очень, очень много зависит от печати, даже двоиться и троиться может от печати. А при съемке, чтобы двоилось и троилось в тех кадрах, о которых вы говорили, я себе представить не могу.
Насчет темпа я принимаю энергичные меры к перекручиванию
[78]
, и вы обратите внимание на ноги в марше, которые мы тут сняли. Ибо там я настаивал перекручивать основательно, и, по моим расчетам, темп марша должен получиться что надо.
В общем, я сейчас до зарезу хочу спать и плохо соображаю. Кончу я писать сейчас, а когда приду, отоспавшись, в себя, то напишу о моих съемочных планах и сроках подробно
[79]
.
Жму ваши ножницы, рассчитывая, что до руки не доберешься
[80]
. Желаю вам не хотеть спать так, как я хочу.
И не падать духом ни на миллиметр, как говорили. Передайте Оленьке, что люблю ее по-прежнему и даже больше.
Высокий Александров с девичьими глазами.
Он же Гр. Мормоненко.
С. ЭЙЗЕНШТЕЙН – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
Гриша! Подробно тебе написала Ольга.
Вопрос отсрочки сегодня выяснится
[81]
. Посылаю обрезки. По ним видишь, как мало еще у меня материала. Лаборатория дико задерживает. Гоните немедленно все, что снято. Вчера разобрали первые 13 000 метров по сценам. Посылаю «святой экземпляр»
[82]
.
Пиши, пиши и пиши.
Снимите, (не забудь) подход Ленина к кафедре:
Пудовкин заканчивает картину, выпуск в октябре
[83]
.