И в самом деле мудрый шаг: на переговорах с 25 по 29 июня, постоянно отвлекаясь на бесконечные рассуждения об Австро-Венгерской и Османской империях, правительстве Керенского в 1917 г., африканских колониях, Индокитае, Англо-бурской войне, Второй мировой войне и Локарнских соглашениях, Черчилль в очередной раз попытался убедить американцев в целесообразности трехсторонней встречи на высшем уровне и американского присутствия в Суэце. Все это время Иден, отчаявшись вразумить премьера, вел серьезные обсуждения с Даллесом
[250]
, сумев уговорить того не препятствовать разумному разрешению конфликта в Индокитае, а именно воздержаться от вооруженной поддержки французов до завершения переговоров в Женеве. Это станет единственным успехом визита в Вашингтон, который едва не закончится катастрофой: на обратном пути Черчилль захочет во что бы то ни стало отправить телеграмму Молотову с предложением встретиться самое позднее через месяц! Иден долго отказывался, но в конце концов уступил – при условии, что кабинет будет уведомлен заблаговременно. Черчилль отправил телеграмму Р. Батлеру, державшему бразды правления в период его отсутствия, попросив тайно сопровождать его во время визита к Молотову; естественно, премьер-министр и словом не обмолвился про согласование с кабинетом и сообщение было должным образом отправлено прямо в Москву.
Когда 7 июля в правительстве узнали об этом, разразился скандал: многие министры грозились подать в отставку, Идена и Батлера упрекали в том, что они дали себя провести, и даже Эйзенхауэр выразил протест против несвоевременного демарша. Черчилль был вынужден дать задний ход, и все едва не закончилось падением правительства с принудительной отправкой в отставку премьер-министра, который, как ни парадоксально, строил всю свою политику на тесном сотрудничестве с США!
Зная о навязчивой идее Уинстона Черчилля провести злополучный саммит, многие его коллеги считали, что он еще никогда прежде не совершал ошибки такого масштаба, и они были правы. Возраст уже явно начинал сказываться: великий человек часто отказывался читать самые важные официальные бумаги, ему с трудом удавалось сосредоточиться, большую часть времени он спал, играл в карты, читал романы или просто ничего не делал. В марте 1954 г. даже верный Иден сказал в частном разговоре: «Так не может продолжаться, он уже слишком стар, он даже не может закончить предложение!» Сам Уинстон признавался в то же время Р. Батлеру: «Я чувствую себя самолетом на пределе полета, на издыхании, когда бак пуст и ищешь площадку, где бы приземлиться, не разбившись». Возможно, так и было, но у него имелись запасы горючего, мощный мотор и поразительная продолжительность полета: по особым случаям он все еще мог произнести наизусть длинную речь или проспорить до третьих петухов с министрами или дипломатами, которые уже были не в силах бороться со сном.
Эти контрасты в сочетании с бойцовским характером, страстью к политике и убежденностью в собственной незаменимости побуждали его все откладывать и откладывать свою отставку. Сначала речь шла о мае 1954 г., когда королева должна была вернуться из поездки в Австралию; потом вопрос был отложен до июля, но уже в июне он сообщил Идену, что не уйдет раньше сентября. Впрочем, в июле его дочь Мери запишет в дневнике: «Никто из нас на самом деле не знает его намерений. Быть может, он сам их не знает…» Это вполне возможно, но достоверно известно, что в начале августа он уже и слышать не хотел про сентябрь! Три недели спустя он заявил МакМиллану, что усложнившаяся международная обстановка и возможность проведения в ближайшее время встречи на высшем уровне не позволяют ему оставить свой пост: «…естественно, как любой человек в возрасте почти 80 лет, уже переживший два приступа, я могу умереть в любой момент, но я не могу обещать умереть в точно назначенную дату. Ну а в промежутке я не намерен уходить в отставку!» Что тут еще скажешь? Следующий срок был отнесен на ноябрьские выборы 1955 г. Все это не радовало членов кабинета, все реже ощущавших направляющую руку премьера, нервировало дипломатов, опасавшихся вмешательства в их дела, и приводило в отчаяние Клементину, уже долгое время упрашивавшую мужа уйти на заслуженный отдых.
Клементина думала конечно же о его физическом здоровье, но врачи и друзья больше беспокоились о его душевном состоянии, поскольку они хорошо знали, что этот человек живет только ради политики, власти и своей миссии мира по ту сторону «железного занавеса»; его худшим врагом было не перенапряжение, напротив – бездействие, верный товарищ черных мыслей, депрессий и «черного пса». С приближением восьмидесятилетия Черчилль мог почувствовать себя деморализованным: он видел, как один за другим уходили его боевые друзья по героическим временам Кубы, Бангалора, Ледисмита, Омдурмана и Плоегстеерта (Ploegsteert) – Реджиналд Барнс, Ришар Молино, Реджиналд Хоар и многие другие; затем сцену покинули все его коллеги по кабинету Ллойд Джорджа, за ними последовали его союзники и мудрые советники 1930–1940-х гг. – Ян Сматс, Дафф Купер, Эдди Марш, лорд Кэмроуз. А он, что он еще здесь делает в этом каноническом возрасте, тогда как столько отважных соратников уже отошло на покой? Если бы он остановился или замедлил темп, он бы упал.
В семье он редко мог найти утешение: его дорогая Клементина, хрупкого здоровья, всегда усталая, часто уезжавшая на лечение, не любила Чартвелл, так же как и занятия своего супруга; Рэндолф, оставивший политику, чтобы посвятить себя журналистике, часто окунал свое перо в яд, редко был трезвым и провоцировал скандалы на общественных собраниях и на частных вечеринках, с престарелым отцом ладил не лучше, чем со своей новой женой; у Дианы с 1953 г. был долгий период депрессии, усиленный алкоголем, и ей требовалась помощь психиатра; его любимица Сара продолжила карьеру актрисы, на которой часто пагубно сказывались ее личные проблемы, вздорный характер и склонность к спиртному. Даже животные были неисчерпаемым источником забот: многочисленные коты и кошки, подобранные хозяином дома, не ладили между собой, чартвелльские лошади ели ненюфары
[251]
из пруда, птенцы лебедей исчезали загадочным образом; Уинстон подозревал лисиц и распорядился установить сложную систему защиты с решетками, вращающимися прожекторами и сигналами тревоги, но ничто не помогало. Отказываясь, как всегда, признать себя побежденным, он заставил провести полицейское расследование, которое в конечном итоге отыскало виновных: то были кровопийцы-вороны! Между тем чартвелльские кролики передохли от болезни, и лисам пришлось охотиться на окрестных фазанов и поросят; Кристофер Сомс принял меры защиты, чтобы им в этом помешать, и Черчилль опасался, как бы раздосадованные лисы не предпочли перебраться в другие места, оставив Чартвелл на милость полевых мышей. «Животное царство не доставляет никакого утешения в последнее время», – заключил наш расстроенный животновод.
Но Земля не перестала вращаться, и в этот год Антони Иден был главной действующей фигурой: вернувшись из США в начале июля 1954 г., он снова уехал в Женеву и после недели изнуряющих переговоров сумел добиться с помощью нового председателя Совета министров Пьера Мендес-Франса и при содействии Молотова и Чжоу Эньлая серии соглашений по перемирию в Индокитае, проведению по 17-й параллели демаркационной линии, отделившей Северный (коммунистический) Вьетнам от Южного (прозападного) Вьетнама
[252]
, а также созданию трехсторонней контрольной комиссии, которая должна была проследить за применением договоренностей и ходом всеобщих выборов. В конце июля он также добился в Тегеране заключения договора, который удовлетворял требованиям Ирана, США, правительства Ее Величества и нефтяных консорциумов – практически квадратура круга! Англо-египетский договор, подписанный в октябре, стал личным успехом Идена, но главной победы он добился в Европе: во Франции в конце августа Национальная ассамблея ратифицировала проект «Европейского оборонительного сообщества»; с этого момента уже можно было не опасаться, что Западная Европа вернется к разобщенности, ремилитаризация Германии примет неограниченный характер и США отвернутся от Европы. Большой заслугой Идена было то, что он вытащил на свет Брюссельский договор, подписанный в 1946 г. Францией, Великобританией и странами Бенилюкса (направленный в то время против возрождения германского милитаризма), чтобы переделать его в пакт взаимной обороны, к которому должны были присоединиться Германия и Италия; таким образом, Великобритания была, наконец, прочно связана с Европой, а Германия могла присоединиться к НАТО. На Лондонской конференции в сентябре и Парижской в октябре Иден сумел убедить все стороны принять его проект и заключить договор, который даст рождение союзу Западной Европы. Антони Иден стал человеком 1954 г., как Уинстон Черчилль был человеком 1940-го.
