Прекрасное повышение, и впервые Уинстон мог получать зарплату министра
[63]
. Это было справедливо, поскольку новые обязанности были немалыми. Министр внутренних дел отвечал за поддержание порядка, содержание тюрем и исправительных домов, организацию судов, подготовку законопроектов в части уголовного права, надзор за Корпусом пожарной охраны, контроль за использованием детского труда, контроль за иммигрантами, натурализацию иностранцев, соблюдение безопасности на шахтах, охрану складов взрывчатки, контроль за распространением алкоголя и азартными играми, надзор за захоронениями и кремациями… не считая того, что ему надлежало консультировать Корону в части применения права помилования и что премьер-министр поручил ему по просьбе Его Величества ежевечерне составлять подробный отчет о парламентских дебатах!
Уинстон приступил к своим обязанностям с обхода тюрем. Незашоренный взгляд, здравый смысл и воспоминания о собственном заключении в Претории десятилетней давности помогли ему сразу выявить слабые места пенитенциарной системы: треть заключенных попали за решетку за пьянство, а половина – за неуплату долгов. Заменив тюремное заключение для пьяниц на штрафы и предоставив должникам отсрочки, он за два года сократил количество узников со ста восьмидесяти четырех тысяч до тридцати двух тысяч пятисот… Те, кто остался, содержались в более гуманных условиях: телесные наказания, колодки и прочие оскорбительные наказания были запрещены; в тюрьмах была учреждена сеть библиотек, а суфражисткам был придан статус политических заключенных. «Раз в неделю, или даже чаще, – вспоминает сэр Эдуард Труп, постоянный секретарь Министерства внутренних дел, – министр Черчилль приходил в кабинет с каким-нибудь проектом, столь же смелым, сколь и нереализуемым. Но через полчаса обсуждений мы вырабатывали вместе нечто, что оставалось смелым, но уже не было нереализуемым».
Перейдя из Министерства торговли в Министерство внутренних дел, Уинстон сменил роль посредника на ответственного за поддержание порядка в тот самый момент, когда во всех портах, на всех шахтах и железных дорогах страны начались забастовки. В ноябре 1910 г. во время волнений шахтеров в маленьком валлийском городке Тонипэнди начальник местной полиции, отчаявшись, позвал на помощь войска. Узнав об этом, Черчилль предпочел направить в авангарде 300 лондонских полисменов, а войска оставить в резерве. Порядок в конце концов был восстановлен без кровопролития, и генерал Макреди, который командовал войсками, направленными в этот сектор, признал в «Мемуарах», что «только благодаря предвидению мистера Черчилля, отправившего крупные силы муниципальной полиции, удалось избежать кровопролития». Но у политики свои требования, и консерваторы обвинят Черчилля в мягкотелости, тогда как лейбористы обзовут его «мясником из Тонипэнди». История с его кривым зеркалом увековечит совершенно незаслуженное прозвище
[64]
.
Впрочем, самым известным эпизодом, связанным с деятельностью Черчилля в Министерстве внутренних дел, возможно, останется осада дома на Сидней-стрит. Утром 3 января 1911 г. наш министр узнал, буквально вылезая из ванны, что латышские анархисты из банды Пьеро Художника окружены в доме № 100 на Сидней-стрит в Уайт-Чепеле после того, как убили троих полицейских. У Черчилля просили разрешения привлечь войска, чтобы поддержать полицейских, которым предстояло брать штурмом засевших в доме бандитов. Черчилль согласился и сам лично отправился на место, где принял участие в операции; прежде всего он порекомендовал вести штурм, прикрываясь большим металлическим щитом, но от этой идеи пришлось отказаться, когда дом загорелся. Пожарные хотели потушить огонь, но Черчилль запретил: «Мне показалось, что будет лучше позволить дому сгореть, – объяснит он, – чем жертвовать жизнями добрых британцев ради спасения отъявленных мерзавцев». Пожар сделал свое дело, и силу применять не пришлось. На месте происшествия была сделана фотография с Черчиллем, в цилиндре и пальто с каракулевым воротником, приближающимся к линии огня, которая облетела всю Англию. Его противники немедленно воспользовались этим, чтобы выставить Уинстона авантюристом, позером и каждой бочке затычкой; в палате общин Бальфур не без злорадства заметил: «Что там делал фотограф, я еще могу понять, но вот что на ней делал достопочтенный джентльмен [Черчилль]?» Тот с трудом мог это объяснить, но мы уже хорошо знаем этого человека, поэтому можем ответить за него: Уинстона Черчилля непреодолимо влекли события, выбивающиеся из разряда обыкновенных, борьба… и опасность
[65]
.
Летом 1911 г. всего этого у него будет предостаточно. «Никогда еще на памяти современников, – писал Дж. А. Спендер, – правительству не приходилось сталкиваться со столькими серьезными опасностями, как правительству Асквита в то время». Это верно, и каждый раз Уинстон оказывался в эпицентре бури. Жаркое лето началось с драматического противостояния либерального правительства и палаты лордов по вопросу «Народного бюджета». За смертью Эдуарда VII в мае 1910 г. последовала попытка примирения; когда она не удалась, прошли новые всеобщие выборы, которые подтвердили результаты первых. Впрочем, это не заставило палату лордов покориться. После долгих колебаний король Георг V уступил требованиям своего премьер-министра, пригрозив лордам «напечь полный судок пэров», чтобы упрямцы оказались в меньшинстве в их же собственной палате. 10 августа палата лордов признала главенство палаты общин в вопросах бюджета, утратив в одночасье большую часть своей власти. В течение этих двух лет безжалостной борьбы Черчилль, несмотря на бесчисленные обязанности, присутствовал на всех дебатах в палате общин, председательствовал в «Бюджетной лиге», составлял многочисленные документы и произнес бесчетное количество речей. Неоднократно он выступал в палате вместо премьер-министра, когда тот срывал голос или был не в форме после злоупотребления алкоголем. Как среди радикалов, так и в рядах консервативной оппозиции все понимали, что победа Асквита и Ллойд Джорджа была победой Уинстона Черчилля.
Однако у него не будет времени порадоваться этому, поскольку агитация среди рабочих в течение последних двух месяцев вылилась в серию забастовок и волнений, охвативших сразу доки, угольные шахты, железные дороги. Начались переговоры, но в городах запасы продовольствия подходили к концу, а в Ливерпуле произошли столкновения между рабочими и полицейскими. Сознавая, что забастовщики лишены средств и обречены на голод, Черчилль проявил большую сдержанность и сделал ставку на вмешательство арбитражных комиссий. Волнения усиливались, страсти накалялись, и силы охраны порядка уже не могли справиться с ситуацией, тем более что международное положение вызывало серьезную озабоченность и сам король начинал терять терпение. Поскольку в задачи министра внутренних дел входили обеспечение продовольствием, безопасность и свободное движение поездов, Уинстон отдал приказ о вводе войск, чтобы оказать помощь полиции
[66]
. 19 августа в Ллонелли на юге Уэльса бунтовщики взяли штурмом и разграбили поезд, избив машиниста. Солдаты были вынуждены вмешаться и в конце концов открыли огонь, в результате четыре человека были убиты. Тем не менее ввод войск охладил пыл бунтовщиков и облегчил миссию примирения Ллойд Джорджа; ему в тот же день удалось найти компромисс и положить конец конфликту. За время этих событий Черчилль вызвал ненависть большинства лейбористов, завоевал симпатии многих консерваторов и заслужил признание всех своих коллег из правительства. Он даже получил телеграмму от короля Георга V: «Убежден, что ваши скорые меры позволили избежать человеческих жертв во многих районах страны»
[67]
.
