Но все было напрасно. 15 мая под ничтожным предлогом
[93]
Фишер подал в отставку. За два месяца это было уже восьмое заявление об уходе, но теперь первый морской лорд действительно решил оставить свой пост. Для Асквита это была катастрофа, и он «от имени короля» умолял упрямца вернуться в Адмиралтейство. Зря старался: на следующий день Фишер прислал свое прошение об отставке, приняв решение окончательно и бесповоротно, о чем уведомил вождя консервативной оппозиции Бонара Лоу. На этот раз падение правительства казалось неизбежным.
В тот день Черчилль предложил Асквиту отправить его в отставку, если это поможет преодолеть кризис, но премьер-министр не согласился. Однако уже на следующий день Асквит изменил свое мнение. Желая избежать неприятных вопросов в парламенте о ходе военных действий во Франции и жалких неудачах на Галлиполи, он решил по совету Ллойд Джорджа предложить консерваторам сформировать коалиционное правительство. В конечном итоге пришли к тому, что Черчилль предлагал еще в самом начале войны… Увы! Ему же и пришлось заплатить за это согласие, так как тори приняли предложение при одном условии: Черчилль, обвиняемый консерваторами во всех грехах, должен был уйти из Адмиралтейства.
Когда 17 мая после встречи с Асквитом он понял, наконец, что станет искупительной жертвой нового коалиционного правительства, его первой реакцией было возмущение: разве уйти из Адмиралтейства – не то же самое, что признать правоту своих противников? Их аргументы – полная нелепость, достаточно было бы представить несколько бумаг из Адмиралтейства, чтобы это доказать. Черчилль активно готовится защищать свою морскую политику с лета 1914 г. вплоть до Дарданелльской операции. Он мог с документами в руках доказать, что все распоряжения отдавались им с полного одобрения адмиралов Фишера и Кардена и всех членов Военного совета. Но последние уже нацелились войти в коалиционное правительство и потому поспешили предать коллегу; Ллойд Джордж и Грей даже уговаривали его не защищаться в парламенте и прессе под предлогом, что это может сыграть на руку врагу. По наивности Черчилль попытался даже оправдать свою политику перед Бонаром Лоу, не понимая, что вождь консерваторов с самого начала прекрасно сознавал всю надуманность обвинений. Во главе партии тори больше не осталось джентльменов: Черчилль должен был заплатить за дезертирство в 1904-м, критику протекционистов, юнионистов и палаты лордов, равно как и за все его вымышленные прегрешения от Тонипэнди до Антверпена через Сидней-стрит и Белфаст… Ради такого все средства были хороши.
То, что в разгар мировой войны могли иметь место подобные мелочные сведения счетов, красноречиво говорит о менталитете лидеров консерваторов. Но надо признать, что и либеральная верхушка была не лучше. Так, когда Асквит приносил в жертву Черчилля, убирая посреди войны единственного настоящего воина в своем правительстве, он был не в себе: 17 мая он узнал, что его любовница Венеция Стэнли выходит замуж, и известие в значительной степени повлияло в тот день на его мыслительные способности. Он утешится, заведя новую любовницу, но сохранит дурную привычку писать любовницам письма на заседаниях Военного совета…
В конце концов Черчилль осознал, что его уход из Адмиралтейства – вопрос решенный; что бы он ни говорил и ни делал, ничего изменить уже нельзя. И тогда он сник; Вайолет Асквит, встретившая его в коридоре палаты общин, была поражена переменой: «Он проводил меня в свой кабинет и сел – молчаливый, отчаявшийся, каким я его еще никогда не видела. Мне показалось, что он уже прошел стадию возмущения и даже стадию гнева. Он даже не сердился на Фишера, но просто сказал: “Я – конченый человек”. Я попыталась протестовать […], но он отмел все мои доводы: “Нет, со мной все кончено. Все, чего я хочу сейчас, – активно содействовать победе над Германией, но не могу: у меня отняли эту возможность. Я бы поехал на фронт, но наши солдаты так взвинчены, что они не потерпят, чтобы мне дали хоть сколько-нибудь значимое назначение. Нет, со мной все кончено!”».
23 мая, совершенно подавленный, Черчилль передал Адмиралтейство преемнику – Артуру Бальфуру. В тот же день Асквит все же решился ввести его в правительство, подыскав ему почетный, но чисто номинальный пост канцлера герцогства Ланкастерского. Многие этим бы удовольствовались, окажись они на его месте: министерский оклад, всех забот – назначать местечковых мэров, никакого риска оказаться крайним в военное время, одним словом – синекура… Но Черчилль видел в этом назначении для себя лишь самое глубокое унижение, лишавшее его всякой возможности действовать. В Адмиралтействе, как некогда в Индии или Южной Африке, он сражался так, как если бы исход войны зависел только от него; но теперь он был вынужден со стороны наблюдать за ходом неудачно начатого сражения, что было невыносимо. И если он, тем не менее, согласился на герцогство Ланкастерское, то только потому, что Асквит пообещал сохранить за ним место в Военном совете. Быть может, ему тогда удастся оказывать какое-то влияние на ход событий?
Тщетная надежда. Бывший первый лорд Адмиралтейства должен был беспомощно наблюдать за плохо скоординированными и скверно управляемыми атаками на Галлиполи. В середине июня его любимая морская дивизия была брошена на штурм высот на мысе Хеллес и, потеряв шестьсот человек убитыми, не смогла продвинуться дальше, чем 29-я дивизия двумя месяцами ранее. На Военном совете, окрещенном «Дарданелльским комитетом», Черчилль безрезультатно предлагал новые стратегии вроде бомбардировки турецких заводов по производству боеприпасов в Константинополе; он беспокоился о снабжении экспедиционного корпуса и выборе целей для нового наступления, не получая никакого ответа; в начале июля попросил у Асквита разрешения сопровождать его на стратегическую конференцию стран Антанты, которая должна была пройти в Кале, но получил отказ; Китченер предложил ему с одобрения Асквита отправиться на Галлиполи в инспекционную поездку, чтобы оценить шансы на успех нового наступления, и Черчилль с радостью согласился, немедленно начав собираться в дорогу, но консерваторы в правительстве наложили вето, и Асквит снова подчинился; низвергнутый первый лорд высказался в поддержку создания Министерства воздушного флота, которое могло бы сыграть главную роль в грядущих крупных операциях и во главе которого мог бы стать он сам, однако это предложение было отвергнуто. В Адмиралтействе, несмотря на мольбы Черчилля, одним из первых решений его преемника Бальфура стало прекращение производства танков; но кредиты уже были выданы, так что прототип все же будет построен…
6 августа наступление на высоты Чунук-Баир на полуострове Галлиполи провалилось самым жалким образом; его собирались возобновить 21 августа. Черчилль просил провести его силами свежих частей, прибывших из Египта. Разница только в этом и заключалась, но его не послушали, и в бой бросили полки, обескровленные в бесплодных атаках две недели назад, так что провал обернулся еще большими потерями. Черчилль потребовал провести, наконец, морскую операцию по форсированию проливов – Бальфур ответил отказом. Позже опальный министр подготовил докладную записку по снабжению войск в преддверии зимы… но с ней даже не посчитали нужным ознакомиться. В следующем месяце сэр Джон Френч предложил ему командование бригадой; предложение было принято сразу, но Китченер этому воспротивился. Черчилль выступил с новыми предложениями по ведению войны: остановить самоубийственные атаки на французском фронте, где немцы прочно засели в траншеях; ввести всеобщую воинскую повинность; начать новое неожиданное наступление на Чанак по восточному берегу проливов под прикрытием дымовой завесы и горчичного газа. Ничего из предложенного не было воспринято всерьез, и бойня на Западном фронте продолжалась, тогда как целая эскадра простаивала у Дарданелл и сто двадцать тысяч человек застряли в Галлиполи. В Лондоне начали заговаривать об эвакуации… И все это время в консервативной прессе не прекращались злобные нападки на Черчилля, который даже не мог публично защищаться.
