Робби сообщил мне, что живет прямо над баром и у него есть пластинка Роя Акуффа
[49]
, которой нет в музыкальной коллекции бара, и он хотел бы мне ее поставить. Он сказал, что мы немного потанцуем, и может, если я не против, чуть-чуть поцелуемся. Но у меня складывалось гнетущее чувство, что он хочет что-то еще получить за свои проигранные деньги.
«Ну, не знаю», – сказала я.
«Да ладно! – заорал Робби и крикнул папе: – Я с твоей девушкой пойду наверх».
«Конечно, – ответил ему папа, – только держи себя в рамках». Папа направил кий на меня: «Если что – кричи» и подмигнул, словно я сама в состоянии справиться с ситуацией и это часть моей работы.
С папиного благословения я пошла наверх. Внутри квартиры мы прошли сквозь занавеску, сделанную из скрепленных между собой открывашек на банках пива. В квартире двое мужчин смотрели реслинг по ТВ. Увидев меня с Робби, они ухмыльнулись. Робби поставил пластинку Роя Акуффа, даже не уменьшая звук телевизора. Он схватил меня, и мы снова начали танцевать, но я поняла, что события развиваются не туда, куда бы мне хотелось, поэтому стала сопротивляться. Он начал меня лапать. Схватив меня за попу, Робби повалил меня на кровать и начал целовать. «Давай, чувак! – одобрительно сказал один из мужчин, – поехали!»
«Не на ту напал», – сказала я, но Робби меня не слушал. Когда я попыталась от него откатиться, он схватил меня за руки и прижал к кровати. Папа говорил, что я должна его позвать в минуту опасности, но я не хотела кричать. Я настолько разозлилась на папу, что мне не хотелось, чтобы он меня спасал. Робби бормотал что-то о том, что я для секса слишком тощая.
«Да я не только тощая, – сказала я, – я вообще мужчинам не нравлюсь, потому что у меня шрамы».
«Да?» – сказал Робби и в сомнении остановился.
Я перекатилась по кровати, быстро расстегнула платье в районе талии и показала ему шрам на боку. Робби мог подумать, что вся я спереди покрыта шрамами. Он вопросительно посмотрел на своих приятелей. Я поняла, что настало время ретироваться.
«Кажется, отец снизу зовет», – сказала я и быстро вышла.
В машине папа отсчитал от выигранных денег сорок долларов и дал их мне.
«Мы с тобой хорошо сработались», – заметил он.
Я хотела швырнуть ему деньги в лицо, но они были нужны на еду Брайану, Морин и мне, поэтому я положила их в сумочку. Мы не обманули Робби, но через меня его подставили. И я могла попасть в очень плохую ситуацию.
«Ты чем-то расстроена, Горный Козленок?»
Сперва я не хотела ему ничего рассказывать. Я боялась, что начнется кровопролитие, потому что папа всегда говорил, что убьет того, кто хотя бы пальцем коснется его любимой дочки. Потом я захотела, чтобы Робби отомстили, и сказала: «Когда я была наверху, он на меня напал».
«Уверен, что он тебя просто немного потискал, – сказал папа, выезжая с парковки. – С этим ты сама могла разобраться».
Дорога до Уэлча была темной и пустой. Ветер свистел в разбитое окно. Папа закурил. «Помнишь, как однажды я кинул тебя в теплый источник для того, чтобы научить плавать? – спросил он. – Ты тогда могла подумать, что утонешь, но я-то знал, что с тобой будет все в порядке».
В следующий вечер папа исчез. Через несколько дней он вернулся и хотел, чтобы я поехала с ним в другой бар, но я наотрез отказалась. Папа разозлился и заявил, что, если я не хочу быть его напарником, то могу, по крайней мере, дать денег на бильярд. Я дала ему двадцать долларов, а еще через пару дней еще двадцать.
Мама говорила о том, что чек от нефтяной компании должен прийти в начале июля. Она предупреждала меня, что папа будет стремиться получить эти деньги. Папа ждал почтальона у подножия горы и взял у него чек. Как только почтальон рассказал мне об этом, я бросилась вниз по Литтл Хобарт Стрит и догнала папу прежде, чем он дошел до центра. Я сказала, что мама просила спрятать чек до ее возвращения. «Давай вместе спрячем», – сказал папа и предложил положить его в энциклопедию 1933 года выпуска, которую мама получила в подарок в библиотеке. Мы спрятали чек на странице со словом currency, то есть «валюта».
Когда я на следующий день открыла книгу, чтобы перепрятать чек, его там уже не было. Папа божился, что понятия не имеет, куда делся чек. Я знала, что он врет, но если я буду его обвинять, мы только покричим друг на друга, и я от этого ничего не выиграю. Впервые в жизни я четко поняла, с чем маме приходилось бороться. Быть сильной женщиной оказалось сложнее, чем я думала. Мама должна была вернуться из Чарльстона через месяц, деньги на еду уже заканчивались, а мои доходы от бебиситерства не могли изменить сложившейся ситуации.
На центральной улице города, в ювелирном магазине Becker’s Jewel Box, я заметила объявление о найме. Я накрасилась, надела свое лучшее платье фиолетового цвета в мелкий белый горошек, с поясом и бантом сзади, мамины туфли на высоких каблуках (у нас с ней был одинаковый размер обуви) и спустилась с горы, чтобы устраиваться на работу.
Я толкнула входную дверь магазина, и на ней звякнул звоночек. В Becker’s Jewel Box я раньше никогда не была. Это оказался престижный ювелирный магазин с шумным кондиционером и большими флюоресцентными лампами. Под стеклом на закрытых на ключ прилавках лежали ожерелья, кольца и броши, а на обитых деревом стенах – для того, чтобы разнообразить интерьер – висело несколько гитар и банджо. Мистер Бейкер облокачивался на прилавок, сцепив пальцы на животе. У него был такой толстый живот, что тонюсенький ремешок штанов напоминал мне линию экватора на глобусе.
Я опасалась, что мистер Бейкер не даст мне работу, если я скажу, что мне всего тринадцать лет, поэтому я соврала, что мне уже исполнилось семнадцать. Он предложил мне работу за сорок долларов в неделю наличными. Я была вне себя от счастья. Это была моя первая серьезная работа. Собирание бутылок, присмотр за чужими детьми, стрижка газонов и выполнение домашних заданий за деньги – не в счет. Сорок долларов в неделю – это немалые деньги.
Мне нравилось работать. Покупатели ювелирных изделий всегда счастливы, и, несмотря на то, что Уэлч был бедным городом, желающих приобрести украшения хватало: старые шахтеры, покупавшие женам заколку или брошь с камнем за каждого ребенка, молодые пары, подыскивающие обручальные кольца. В таких парах девушка обычно радостно хихикает и смеется, а парень старается держать себя по-мужски и с достоинством.
Когда покупателей было мало, мы с мистером Бейкером смотрели трансляцию Уотергейтских слушаний. Мистеру Бейкеру очень нравилась жена Джона Дина
[50]
– Морин, сидевшая позади мужа во время дачи показаний. Морин была очень элегантно одетой, и ее светлые волосы были собраны в пучок. «Вот это классная женщина!» – восклицал мистер Бейкер. Однажды он так возбудился, глядя на Морин, что во время трансляции подошел ко мне сзади и начал об меня тереться. Я отвела его руки и не сказала ему ни слова, после чего он снова вернулся к просмотру слушаний.
