Любимая женщина.
Любимая? Сложный вопрос. Ганц не мог сказать, что он безумно любит Лилиан Иртон. До страстного мычания и звезд в глазах. Такого не было.
Было желание погреться у огня, найти тепло, найти семью, была привязанность к Роману и Джейкобу, к Миранде… Или чувство вины?
Возможно, и то и другое заставляло его возиться с детьми, родителей которых он… в случае с Джерисоном не сумел спасти, в случае с Амалией – уничтожил. Все равно – его груз, его вина. И отдать этот долг можно только заботой.
А то, что ему это нравилось и заставляло мечтать о временах, когда он возьмет на руки своего сына или дочку, – так что в этом плохого?
Не любовь, нет. Но понимание своего, родного, как маленький зеленый росток на пепелище – разве этого мало?
Ганц твердо был уверен, что страсть, искры из глаз, сцены, ссоры и скандалы, ревность и упреки – это хорошо для любовницы. А дом – это тихая гавань. Пристанище. Уют и покой.
Кому-то нужно другое, так что ж. Люди разные, а вот он нашел, что искал.
Ему нравились спокойные вечера в поместье Алисии, нравилась сама Лилиан Иртон – еще с первой встречи, нравился даже возможный тесть…
С Августом они, как ни странно, легко нашли общий язык.
Оба – трудоголики, оба профессионалы в своем деле, обоим хочется тихого семейного уюта, к тому же у Августа дело, которое надо защищать, а Ганц в этом профессионал. Ну и что еще надо?
Август, кстати, собирался жениться. На вдовствующей графине Иртон.
Алисия светилась от счастья, за что двор переделал ее прозвище на «влюбленная гадюка». Придворные шипели и исходили ядом, но кому было какое дело? Хватало уже и того, что его величество благоволил графиням Иртон и дал свое разрешение на брак.
Эдоард так толком и не оправился от истории с заговором. И, глядя на него, Лиля понимала, что года три-четыре, и все, больше он не протянет. А Ричард…
С Ричардом отношения были сложные.
Его невесту Лиля обожала. Этакий темноволосый кудрявый обаятельный бесенок – озорная, шальная, очень добрая девчушка. Улыбка до ушей, глаза сверкают, а язык задает до ста вопросов в минуту. Ответов не требуется, требуется доброта и улыбка. Ее полюбили все. И Анжелина, и Джолиэтт. И даже сам Ричард – увы, как племянницу, сестру, но не будущую жену.
Он и Лилиан несколько раз тайно встречались в покоях Джерисона, сидели у камина на той самой старой шкуре… слуги сохраняли там все в том же состоянии, как и при жизни хозяина. Встречались, иногда молчали, иногда разговаривали, потягивали вино – и казалось, что ничего между ними не происходит.
Или происходило?
Что могло бы вырасти из этих искорок, если дать им пищу? Пламя любви? Степной пожар, поглотивший бы остатки спокойствия в стране?
Они не знали.
Иногда обменивались особым, всепонимающим взглядом – и молчали. Лучше промолчать.
У Ричарда есть невеста, у Лилиан есть жених – ну, во всяком случае, она позволяла Ганцу так думать, – и не надо будить уснувшее. У них разные дороги.
Что случится, если они позволят себе… шагнуть навстречу друг другу?
А ничего хорошего.
Ативерна полыхнет – принц не должен жениться на купчихе. Пусть даже и графской вдове, хоть какая она была бы заслуженная, а нельзя!
Уэльстер полыхнет. Гардвейг, хоть и благодарен за лечение, хоть и пишет что ни неделя, а такого оскорбления дочери не простит.
Война…
Ричарда, скорее всего, убьют – и безвластие.
Лилиан же… или отравят, или зарежут.
Поэтому Лиля приезжала в гости к Алисии, а поздно вечером, когда дворец затихал, выскальзывала из ее покоев и шла в комнаты бывшего мужа. Сидела рядом с Ричардом, даже не касаясь плечом, глядела в огонь – и каждый думал о своем. Или об одном и том же?
– Лили, все просто очаровательно!
Анжелина. Уже почти взрослая, как же быстро растут чужие дети.
– Ваше высочество, вы сегодня ослепительны.
– Спасибо. А ты знаешь, что отец начал переговоры?
– И о чем же?
– У короля Ивернеи куча сыновей… а раз через Лидию породниться не удалось, то можно нас выдать туда замуж.
Лиля усмехнулась:
– А вы как к этому относитесь, ваше высочество?
– Не знаю… но, наверное, там интересно? Ты к нам зайдешь завтра?
– Разумеется.
– Отлично. И я хочу еще послушать про барона Холмса… мы ведь все записали, теперь надо проверить и печатать…
– Обещаю зайти… кстати, книжки тут тоже есть. Посмотрите?
– Где?
– На втором этаже выставка в малом зале. Вас проводить?
– Нет… я сама найду.
Лилиан посмотрела вслед Анжелине с грустью. Дети вырастают. Девочек, наверное, выдадут замуж в Ивернею, чтобы укрепить союзы. Авестерцы бесятся, но сделать пока ничего не могут. Слишком у них рыло в пуху после того заговора.
Лидия пишет… Забавно, но в новом облике Лидия стала просто очаровательна, и отбоя от кавалеров у нее не было. Принцесса решила съездить в гости в Уэльстер. Раз уж Гардвейг приглашал… Что и осуществила. И вот уже два месяца жила там, а письма из-за границы приходили весьма любопытные. Ее высочеству сильно понравился граф Лорт. И судя по некоторым намекам принцессы: «Этот наглый чурбан! Ничего не понимающий мерзавец!! Глаза б мои на него не глядели!!!» – граф ей даже больше чем просто нравился. Забавно, но характер графа Лидия разносила в щепки в каждом письме. А вот про физические недостатки и не подумала упомянуть. Видимо достаточно натерпевшись в юности от придворных красавиц и красавчиков, она перестала обращать внимание на внешность и сосредоточилась на внутреннем мире. И не просто так мир конкретного графа вызывал у нее отторжение и словоизвержение, ох не просто…
Мир постепенно приходил в равновесие. Еще не счастье, но уже покой и надежность, которых так не хватало Лиле с момента ее появления в этом мире. Лиля работала, играла с детьми, ужинала в кругу семьи, выслушивала кучу поучений от патера Воплера, спорила с вирманами и мечтала когда-нибудь поплыть за горизонт, туда, где встает солнце и рождается новый день.
Ведь может же быть в этом мире своя Америка?
Должна быть!
– Ингрид, могу тебя поздравить с девочкой.
Вирманка улыбнулась Лилиан Иртон.
– Девочка? Правда?
– Да. И прехорошенькая. Как назовешь?
– Лилиан.
– Путаться будем.
– Ну и что? Я так хочу!
За два года, прошедшие с приезда в столицу Ативерны, женщина сильно изменилась. Не внешне, нет. Ингрид по-прежнему была очаровательна, как принцесса из сказки. А вот характер проявился в полной мере. Он всегда был – не просто ж так скромная домашняя девочка решилась выйти замуж за первого встречного и бежать с ним, – но за время самостоятельной жизни вне Вирмы окреп и развился. Ингрид нельзя было назвать мегерой, вокруг Лейфа она обвивалась плющом, но слуг строила, даже не повышая голоса.
