Самооценка таких людей завышена, но неустойчива. Она полностью зависит от обратной связи от окружающих – не так важна победа, как видимость оной. Огромное большинство людей, подделывающих результаты тех или иных экзаменов и тестов, чтобы создать видимость высокого балла, не такие уж подлецы – им просто очень страшно разочаровать близких.
Еда – убежище, спасение, избавление от разочарования, ощущения собственной никчемности в моменты провалов. Еда – и акт торжества, праздник, «мне сегодня можно, я заслужил» – в минуты триумфа. Вспоминаю семью, в которой две родные сестры, обе консультировавшиеся у меня в разное время, избрали для себя совершенно противоположные нарушения взаимоотношений с едой. Мария неимоверно худа, до прозрачности, она может спокойно не есть двое суток и не замечать этого, Мирабелла – компульсивный едок и страдает ожирением. Мать считала первую стройной и красивой, а вторую – неудачницей. При этом первая была неспособна создать какие-либо отношения с мужчиной, кроме тотально зависимых, и в конечном итоге, едва разведясь, снова оказалась в зависимых отношениях, но теперь уже в качестве любовницы женатого мужчины, вторая же счастлива в стабильном браке. Однако для матери-достигаторши способность строить адекватные отношения с мужчиной не имела статуса важного личного качества – его невозможно было продемонстрировать знакомым, оно не бросалось в глаза при случайных встречах. А внешность – бросалась. Мать изводила Мирабеллу критическими замечаниями, доводя до отчаяния и бессильных слез, и награждала Марию комплиментами за ее, по сути, саморазрушающее пищевое поведение.
2. Оценивающие
Семья оценочного типа – это группа взрослых, которые, во-первых, знают все лучше тебя, во-вторых – всегда все знают заранее. Вспоминается гениальный анекдот про маленького Петю, мама которого выкликивает из окна: «Пееееетя! Дооооомой!». Петя поднимает голову: «Я замерз?» – «Нет, ты хочешь кушать!» Кроме того, они всегда с готовностью объяснят вам, что именно с вами не так, но вы никогда не узнаете от них, что же в вас ТАК.
«Мама, я боюсь!» – «Ничего тут страшного нет».
«Мама, будет больно?» – «Это совсем не больно».
«АААААААААА!» – «Не реви, ты совсем не больно ударилась, обманщица». «ААААААААААААААААААААААА!» – «Здесь не на что злиться, ты сам виноват».
Таким образом ребенок узнает, что его чувств вообще не существует в реальности – и перестает их распознавать. Ребенок узнает, что ему нельзя задавать вопросов родителям, – и превращается в очень удобного ребенка, с которым не обязательно разговаривать, а позже, разумеется, в колючего подростка, из которого «слова не вытянешь». Узнает, что такой, какой он есть, он нехорош – ибо не устраивает своих родителей.
В таких семьях ребенок часто испытывает чувство вины, бессознательно навязываемое родителями. Причем это настолько въелось в стиль жизни, в стиль воспитания, что проскальзывает незамеченным. Недавно я наткнулась на одну статью в журнале для родителей. Статья была первая попавшаяся и посвящалась взаимоотношениям мачехи и детей мужа от первого брака. Апофеозом многих других советов, которые я комментировать не буду, стала победительных интонаций фраза: «Кроме того, малыш почувствует вину перед брошенной игрушкой, а следовательно, и перед вами». Yesss, воспитательный эффект достигнут на 100 процентов – ребенок ощутил перед родителем вину! Так живет большинство контролирующих семей.
Тем, кто часто испытывает чувство вины, легче всего управлять – такой человек, скорее всего, не будет сопротивляться, сомневаться, высказывать мнение.
Что происходит с вами, если вам запрещают чувствовать то, что вы чувствуете? Вы пытаетесь как можно надежнее избавиться от своих эмоций, похоронить их как можно глубже. Еда просто незаменимый в этом помощник.
Больные анорексией, например, «обесточивают» собственные гнев и отчаяние через медленную смерть от истощения. Для них есть – равно чувствовать. Компульсивные обжоры выбирают другой путь. Они в буквальном смысле отращивают себе защиту, позволяющую оградить свое хрупкое Я от оценок и стыда, навязываемых родителями. Эти рыцари в тяжелых жировых доспехах чаще всего являются носителями крайне низкой самооценки. Неудивительно, что женщины такого типа часто находят себе в партнеры таких же оценочных мужей или вступают в созависимые отношения. (Созависимостью называются отношения зависимости со страдающим аддикцией, например алкоголизмом.) В клиниках для лечения алкоголизма пары «алкоголик и полная женщина» считаются классическими.
3. Спутанные
Вот тут, что называется, ни убавить, ни прибавить – согласно отечественному семейному психотерапевту Анне Яковлевне Варга, практически все без исключения «советские» семьи таковы. И это трудно оспорить. Если в данном случае речь идет об отсутствии должных психологических границ внутри семьи, то о чем же говорить нам, выросшим в условиях, когда физические границы между членами семьи и даже разными семьями были весьма нечеткими. «Коммуналка» или «хрущоба», детская кровать за шкафом или за ширмой… По описанию Варги, «спутанная семья» в России – типично женская. Женщина либо воспитывает детей одна, либо ее муж принимает минимальное участие в семейных делах – пьет, тяжело болен, развелся и исчез из жизни детей. Вырастая, дети (дочь) приводят партнеров в родительский дом, и молодого мужчину принимают в семью, как сына, не давая ему пройти собственную инициацию, как главы семьи. Дочь в этом случае продолжает оставаться дочерью – если отделения не произошло, роли в семье не меняются, пока мама не станет немощной и ее место не займет наиболее сильная к этому моменту женщина в семье. Молодые работают, рождаются дети, которые часто попадают под надзор и попечение бабушки. Она воспитывает их, как собственных детей, нередко дети называют бабушку мамой, а мать – по имени.
В такой семье не может быть секретов друг от друга – подробности ваших личных переживаний, рабочих конфликтов, интимная жизнь или проблемы со здоровьем – все является достоянием всех. Секреты порицаются, ребенка убеждают, что «в такой любящей и надежной семье, как наша, нам нечего скрывать друг от друга». Семья определяет, что вам испытывать по тому или иному поводу – разумеется, то же, что и всем остальным, иначе «раскол». Семья определяет, как вам дальше жить.
В постсоветской реальности другой вариант семьи, дополнительный к тому, который я уже описала выше, – это семья с выросшим, но не отделившимся сыном. Молодой человек женится, и даже живя отдельно или в семье жены, продолжает ежедневно звонить маме, бросаться к ней на помощь по первому зову – маме трудно, она одна. Разумеется, как только в молодой семье случаются размолвки – сын кидается к маме за советом и утешением, еще более увеличивая разрыв и недоверие в собственной семье.
Продолжая играть роль «хорошего сына» или «хорошей дочери», выходцы из спутанных семей становятся очень неважными супругами и родителями, ибо с готовностью игнорируют потребности своих близких во имя своей ядерной «настоящей» семьи.
Картина расстройств пищевого поведения идеально укладывается в эту модель – большинство страдающих ими говорят о своем похудении как о процессе, который должен удовлетворить (в более «гневном» варианте – успокоить, даже заткнуть) одного из или обоих родителей. Поскольку в таких семьях нет ни секретов, ни границ, тактом и деликатностью в них обычно тоже не пахнет – и человек, набравший лишние килограммы, услышит многократно усиленное семейное эхо, что ему просто-таки необходимо похудеть – ради мамы и ради всех нас. Проходит не один десяток терапевтических часов, прежде чем выходец из спутанной семьи начинает понимать: «Мое тело – мое дело», я имею право самостоятельно выбирать, худеть мне или нет, решать, сколько мне весить килограммов, и мама, а также вся желающая мне добра семья в самом лучшем случае имеют право только совещательного голоса.
