Их отношения с Наполеоном в это время были нормальными и весьма конструктивными. Да что там — нормальными! Талейран в прямом смысле этого слова объяснялся в любви к Первому консулу.
28 июня 1801 года, уезжая на воды в Бурбон-Ларшамбо, он писал Наполеону:
Генерал,
Я уезжаю с одним, но очень сильным сожалением о том, что удаляюсь от вас.
Чувство, связывающее меня с вами, мое убеждение в том, что моя привязанность к вашему предназначению, к вашим великим планам, может оказаться небесполезной для их осуществления, заставляет меня заботиться о своем здоровье, как никогда раньше. Без этой уверенности я отказался бы от путешествия, которое вы позволили мне совершить.
Я оставляю вас тоже страдающим, но наполненным той благородной страстью, которая не позволяет дать ни малейшего отдыха своему телу и душе. Уверяю вас, что никакой человеческой сущности не даны возможности такой возвышенной и действительно неутомимой деятельности, какими природа наградила вас.
Тоу что вы думаете, что вы говорите и что вы делаете, не является показным, и я чувствую, что мое отсутствие станет для меня очень серьезной потерей.
Позвольте мне повторить вам, что я вас люблю, что я удручен необходимостью уехать, что я с нетерпением жду возвращения к вам и что моя преданность кончится лишь с окончанием моей жизни
[237]
.
13 сентября 1801 года Талейран написал Наполеону:
Генерал,
Я проникся тем, что вы только что сделали для моих родственников. Письмо, которое вы имели доброту мне написать, лежит у меня перед глазами, над всеми добрыми делами, что вы для меня сделали, что в вашей власти для меня сделать. Ничего не говорю вам о своей признательности, так как не нахожу выражений, которые могли бы ее выразить. Позвольте мне использовать слова, которые говорил своему владыке один из министров Генриха IV: с тех пор, как я связал себя с вашей судьбой, я ваш, в жизни и в смерти
[238]
.
Это последнее выражение благодарности было связано с тем, что Наполеон удалил из списка эмигрантов имена двух братьев Талейрана, и это позволило им вернуть себе все свое имущество.
Читая подобные письма, мы видим, что в самом начале невозможно было себе и представить, во что выльются отношения этих незаурядных людей всего через несколько лет.
Замок Валансэ
Примерно в это же время, а точнее — 7 мая 1803 года, Талейран приобрел для себя прекрасное имение с замком Валансэ, что стоило ему, по разным данным, от 1,60 до 2,05 миллиона франков.
Его Катрин стала настоящей владелицей замка. Она занималась там всем, всем давала указания, организовывала многочисленные приемы. Часто она совершала конные прогулки вокруг замка, одетая в мужской костюм, и это привлекало к себе удивленное внимание окружающих. Короче говоря, «мадам де Талейран царила в Валансэ, окруженная гостями, юными питомцами, соседями вроде Годо д’Антрагов, а также толпами слуг и служанок»
[239]
.
Основа замка Валансэ — массивная каменная башня — была построена в конце X или в начале XI века. Строительство же непосредственно феодального замка было осуществлено в XIII веке неким Готье, сеньором де Валансэ. Затем по брачному договору замок перешел семейству Шалон-Тоннер, и те перестроили его, улучшив его оборонительную систему. В XV веке владение замком перешло к семейству д’Этамп, а в 1540 году Жак д’Этамп приказал снести старый замок и на его месте выстроил новый, который и сохранился до наших дней.
Имя архитектора, который провел работы, до нас не дошло. Но зато точно известно, что в середине XVII века семейство д’Этамп переживало тяжелые времена, а посему Валансэ было продано семье Шомон де ля Милльер. В 1766 году поместье перекупил генерал Шарль Лежандр де Вилльморьен, который провел существенную реконструкцию старых построек. А вот его сын, граф де Люсэ, префект консульских дворцов, чудом избежавший смерти во время революционного террора, уступил владение Талейрану. Произошло это так. Однажды Наполеон сказал:
— Господин де Талейран, я хотел бы, чтобы вы купили эту прекрасную землю, чтобы принимать там представителей дипломатического корпуса, знатных иностранцев, чтобы они стремились попасть к вам, и чтобы приглашение к вам служило наградой для послов тех монархов, которыми я буду доволен…
20 августа 1803 года Талейран, возвращаясь с лечения в Бурбон-Ларшамбо, писал Наполеону:
Генерал,
Прошу вас разрешить мне побывать в Валансэ, возвращаясь в Париж. Это было бы крайне полезно для дела и увеличит мое путешествие всего на двадцать пятьльё. Прошу у вас позволения остаться там на два дня. Сегодня мне сделали десятый душ; к концу августа лечение будет полностью закончено. Если вы удовлетворите мою просьбу, я буду в Париже в вашем распоряжении к 5 сентября; опоздание, включая переезд, составит всего три дня. Воды сделали мое состояние заметно лучше. <…>
Прошу вас, генерал, принять уверения в моем глубочайшем к вам уважении
[240]
.
Роль Талейрана в убийстве герцога Энгиенского
А потом наступил 1804 год. Весной, после ареста объявленных «заговорщиками» генералов Моро и Пишегрю, Наполеон долгое время пребывал в ярости. Видя в этом деле «руку Лондона», он заявил, что напрасно его враги думают, будто он не может воздать им лично по заслугам за попытки его уничтожить. Эти слова услышал Талейран и поддакнул:
— Бурбоны, очевидно, думают, что ваша кровь не так драгоценна, как их собственная.
Это привело Наполеона в состояние полного бешенства, и вот тут-то и было впервые произнесено имя 32-летнего принца Луи Антуана Анри де Бурбона, герцога Энгиенского, последнего представителя рода Конде.
Это означало лишь одно — именно Талейран толкнул Наполеона на путь конфронтации с королевской семьей. И сделал он это по той простой причине, что согласие того с Бурбонами неизбежно означало бы не только полное отстранение самого Талейрана от власти, но, возможно, и его гибель. Говоря словами Поля Барраса, Талейран хотел создать между Бурбонами и Наполеоном «кровавую реку»
[241]
.
Стендаль в своей книге «Жизнь Наполеона» пишет: «Талейран без устали твердил Наполеону, что спокойным за свою династию он сможет быть только тогда, когда уничтожит Бурбонов»
[242]
.
