– За что его так, Алеша?!
– За грехи человеческие.
Томагучи сокрушенно покачал головой и перевернул крест, чтобы посмотреть обратную сторону.
– Что здесь написано, Алеша?
– «Спаси и сохрани».
– Очень мудрые слова, – задумчиво произнес вождь. – И что, этот амулет действительно помогает охотнику?
– Чаще да, чем нет. Правда, у нас, русских, говорят также: «На Бога надейся, а сам не плошай».
– А кто такой Бог?
– Он вроде вашего Великого Духа.
Вождь удовлетворенно кивнул.
– Что ж, буду надеяться, Алеша, что твой амулет поможет тебе победить Умангу! – И он обнял Алексея Михайловича так, словно тот шел на верную смерть.
– Не переживай за меня, Томагучи. Главное, не забудь сообщить мне, когда твои воины поведут в горы девушку. А я пока займусь подготовкой к поединку с вашим злым духом. Посмотрим, кто из нас с ним удачливее…
Алексей Михайлович зарядил ружье, подобрав свинцовую пулю строго по калибру ствола. «Главное – не промахнуться, ведь времени для второго выстрела может и не представиться, – размышлял он. – А еще лучше – сделать и единственный выстрел смертельным».
Сам Воронцов никогда особо не тяготел к охоте, но от профессиональных охотников слышал, что от лобовой кости даже среднеупитанного кабана пуля может срикошетить, как от каменной стены. Стрелять в бок тоже нельзя, ибо тогда зверь, определив местонахождение стрелка, непременно повернется к нему прямо мордой. Так как же быть?
И тут графа осенило.
Он снова вспомнил свои детские годы, проведенные в родовом имении Воронцовых в Тверской губернии. Большой каменный графский особняк с колоннами и тенистая аллея, ведущая к пруду с мостиком, перекинутым к небольшому островку с ротондой
[18]
в центре, навсегда запечатлелись в его памяти.
А до чего ж хороши были поездки в ночное, когда вместе с ватагой дворовых мальчишек юный граф выезжал верхом на лошади – и без седла! – в окрестные луга, где лошади паслись до самого утра. Сами же ребята сидели всю ночь у костра и в звездной тиши рассказывали друг другу разные интересные истории. А до чего ж вкусна была запеченная в золе картошка! Мальчишки прутиком выкатывали из золы горячие клубни, перекидывали их с ладони на ладонь, чтобы хоть чуть-чуть остудить, а затем, обжигая руки, разламывали надвое и, старательно дуя на еще дымящиеся половинки, с аппетитом поедали отдающую костром мякоть, предварительно посыпав ее солью. А как приятно хрустела на зубах коричневатая корочка, поскобленная ножом для избавления от прилипшей к ней золы! Да разве могли с ней сравниться даже самые изысканные кушанья с барского стола?!
Графиня долго противилась этому дикому, по ее мнению, увлечению сына, но Михаил Петрович неизменно возражал:
– Ничего, ничего, пусть приобщается к природе. В жизни все пригодится…
Тогда же, в детстве, Алеша Воронцов сблизился с Яшкой, сыном дворового конюха, который стал сопровождать его везде и всюду (разумеется, вне пределов графского дома).
– Ходит за нашим Алешкой, прямо как Алексашка Меншиков за юным Петром Алексеевичем, – усмехался Михаил Петрович.
– Лишь бы сын чего дурного от него не набрался, – вздыхала графиня.
– Хочешь всю жизнь продержать его в золотой клетке, Наталья Петровна? – строго спрашивал граф. – И не пытайся: ничего путного из этого не выйдет. К тому же родовые корни все равно сильнее дурного окажутся: их, чай, обухом не перешибешь!
И все-таки общение с Яшкой не прошло бесследно. Например, тот умел мастерски свистеть, вставив по два пальца обеих рук в рот, и его молодецкий посвист буквально очаровал Алешу. Поэтому когда несколькими годами позже он с отцом охотился в их угодьях и потребовалось срочно поднять опустившегося в кусты тетерева на крыло, под выстрел, Алексей уже не единожды отработанным с Яшкой приемом пронзительно свистнул. Черно-белый красавец ошалело выпорхнул из куста и тут же рухнул оземь, сраженный пулей Михаила Петровича. Отец, радуясь удачному выстрелу, с улыбкой посмотрел на сына и шутливо погрозил ему пальцем: знаю, мол, у кого ты такому мастерству научился.
– Только не вздумай выкинуть нечто подобное при матери, – посоветовал он. – Обморок будет гарантирован.
Алексей понимающе улыбнулся в ответ…
Итак, решение проблемы найдено! Достаточно будет в нужный момент пронзительно свистнуть, и медведь непременно встанет на задние лапы, чтобы определить источник неожиданного и наверняка противного для его слуха звука. А уж там, главное, не зазеваться…
* * *
Когда Алексей Михайлович подошел к группе воинов, которым надлежало сопроводить жертву в горы, он непроизвольно вздрогнул: на роль жертвы обрекли ту самую молодую рабыню, что привлекла его внимание во время новоселья. «То, что вождь решил принести в жертву рабыню, мне понятно. Но почему именно эту девушку?! – задумался граф. И вдруг его осенило: – Ох, и хитер же ты, Томагучи! Захотел убить сразу двух зайцев: пожертвовать наименее ценным членом племени и попутно избавиться от девушки, к которой открыто выказал благоволение белый гость, протежированный аж самым главным русским вождем. Во избежание, так сказать, возможных казусов… Что ж, Томагучи, посмотрим, кто из нас хитрее. В конце концов мы, графы Воронцовы, тоже не лыком шиты!»
* * *
Отряд цепочкой поднялся в горы и на небольшой поляне остановился. Боязливо озираясь, индейцы быстро привязали девушку к стволу старого дерева и, даже не попрощавшись с Алексеем Михайловичем, которого, видно, считали уже покойником, торопливо скрылись в лесной чаще.
Воронцов огляделся. Увидев примерно в десяти шагах от дерева, к которому была привязана девушка, довольно большой валун, обрадовался: отличное укрытие! Срезав острым охотничьим ножом несколько веток, он положил их на валун, после чего надежно пристроил между ними ружье и подсыпал пороху на полочку притравки, чтобы, не дай Бог, не случилось осечки. Рядом с валуном граф положил предусмотрительно прихваченный из селения томагавк – изогнутую деревянную палицу с шарообразным навершием. И затаился в ожидании «злого духа».
Привязанная к стволу дерева рабыня-индианка смотрела прямо перед собой совершенно безучастно, впав, видимо, в состояние прострации. Скорее всего, она давно уже мысленно попрощалась с жизнью, ибо законы индейского племени были ей хорошо известны.
Неожиданно совсем близко раздался рев матерого зверя. Воронцов мгновенно напрягся, тщетно пытаясь успокоить гулко забившееся сердце, однако боковым зрением успел заметить, что девушка уже безвольно повисла на ремнях, явно лишившись чувств.
И вот из чащи на поляну безбоязненно вышел гризли – свирепый и крепкий на лапу грозный медведь, повелитель Скалистых гор. Это было великолепное животное длиной более сажени с четвертью (двух с половиной метров) с густой и курчавой шерстью темно-серого цвета. Зверь сразу же вразвалку направился к «жертве», и Воронцов понял, что каждую весну тлинкиты привязывают девушек к одному и тому же дереву.
