Но эта отдельность от материка, от Италии и мира, нанесла городу тяжелый ущерб. Хотя Венеция была частью Италии с 1866 года, Италия по большей части игнорировала ее. Венецию так или иначе считали чуждой. Итальянцы в действительности вообще не думали о Венеции, она принадлежала какому-то другому миру – не то фантазий, не то притворства.
В венецианцах же традиция свободы и отсутствие страха перед вторжением породили некую беззаботность. Возможно, остров гарантировал горожанам их самодостаточность, но и поощрял некое замкнутое на себя или определяемое только самим собой отношение к остальному миру. До сих пор в Венеции легко стать безразличным к тому, что случается где-либо еще. Венецианцы не слишком интересовались чужими делами. Из-за удаленности и изоляции иногда возникает меланхолия. Венеция – больше не остров, но островной темперамент сохранился.
И, конечно, островитяне должны всегда наблюдать за морем. Это их контекст. Их горизонт. Где бы они были без моря? Город покоится на наносах на дне моря. Он такая же часть моря, как приливы или волны. Море между деревянными сваями, на которых он стоит. Море под ним. Венецианской атмосфере изначально присуще что-то тревожное. Соль в воздухе, туманная от испарений атмосфера. Дымка легко превращается в морской туман. Воздух, кажется, плавится над домами. Соль и сырость оставляют серебристые следы на беленых стенах, делая их похожими на перламутровые. Летящие над городом птицы – морские чайки. А рядом в каналах плавают морские водоросли.
Таковы образы моря в Венеции. Пол базилики Святого Марка слегка волнистый, словно прихожане бредут по волнам. Мраморные плиты, которыми выложена центральная крестообразная часть этого собора в XVI веке, были известны как il mare (море). Мраморные колонны собора с прожилками, струйчатые, будто волны. В других церквах города можно отметить популярность «капителей с дельфинами» и мотив ракушки. Джон Рёскин описывает внушительные дома вдоль Большого канала как «морские дворцы». На картах Венеции, в частности XVII и XVIII веков, очертания города напоминают рыбу или дельфина. Острова и песчаные отмели, на которых была построена Венеция, казались первым поселенцам dorsi (спинами) спящих китов; один из районов Венеции до сих пор называется Дорсодуро (Крепкая спина). Наверху одной из двух царящих над piazzetta колонн Святой Теодор стоит на спине крокодила. На капителях во Дворце дожей изображены крабы и дельфины. Кажется, никто не удивился бы, увидев левиафана, или тех, кого Герман Мелвилл в «Моби Дике» (1851) называет «странными тенями обитателей первозданных времен», вплывающих в период acqua alta (время высокой воды, прилива) на площадь Святого Марка, или плывущего в Большом канале огромного полипа или медузу. Это город моря.
Первое впечатление о Венеции тоже морское. Гете увидел море первый раз в жизни, когда приехал в этот город осенью 1786 года; он бросил взгляд на Адриатику из сводчатого окна колокольни на площади Святого Марка. Рёскин прибыл в Венецию лет на пятьдесят пять позже. В автобиографии он пишет, что «прежде всего увидел нос гондолы, просунувшийся в дверь отеля „Даниэли“ во время прилива, а вода у подножия лестницы была два фута глубиной». Увидеть волны Адриатического моря, плещущие в городе, увидеть, как море меняет природу каменных зданий, стоящих вокруг, – это просто волшебство. Луна правит Венецией. Город построен на океанских раковинах и океанском грунте, в нем видна вечность. Он – плывущий мир.
Море воплощает все изменчивое, непостоянное, случайное. Оно – беспокойная и своевольная стихия. Оно возникает в бесконечных вариациях цветов и узоров на поверхности. Картины Тициана и Тинторетто показывают нам «море» света, в котором любая форма изменчива и неопределенна; венецианская школа живописи славится не столько формой или очертанием, сколько текучестью цвета, мазками краски, обладающими собственным весом и объемом. Все находится в движении. Как в венецианской живописи, так и в скульптуре чувствуется влияние моря. Мозаики по преимуществу изображают библейские легенды о море. Скажем, в базилике Святого Марка можно обнаружить «Чудесный улов рыбы», «Хождение по водам» и «Укрощение бури». Есть церкви, которые, кажется, могли бы подняться прямо из царства Нептуна. В барочном интерьере церкви Джезуити, или Санта-Марии дель Ассунты каскады серого, зеленого и белого мрамора имитируют драпировки. Но они больше напоминают волны, волны, которые катятся и падают вниз по стенам церкви, пока не застывают в момент тишины и спокойствия. Когда лучи солнца пронизывают морской мрак интерьера, кажется, что пол зеленого мрамора мог бы служить украшением какой-нибудь подводной пещеры.
Подступающее море меняет восприятие сооружений вдоль венецианских каналов, где здания выглядят изящнее и тоньше. Фасады церквей над поверхностью воды волнообразны, невесомы и изменчивы, словно раковины на дне водоема. Архитектура Венеции в основном горизонтальна, подобно морю. С расстояния, через лагуну, город кажется плоским, протянувшимся вдоль линии горизонта. Он постоянно в движении. Он скорее барочный и маньеристский, чем классический; он мерцает, будто на него смотришь сквозь воду, он изукрашен, словно коралловый риф.
Венецианские ремесленники славились работами по атласу, а блеск и мерцание ткани определили ее название – «мокрый шелк». Работать с шелком называлось в Венеции dar’onda all’amuer (создавать волны на море). Существует особый вид венецианского ризотто, более жидкого, чем где бы то ни было, которое известно как all’onda (с волнами). Губка, найденная в Эгейском море, называется enetikos (венецианская). В последнее столетие в туристских лавочках в Венеции можно купить небольшие украшения, сделанные из раковин жемчужниц, найденных на Лидо, известных как fiori di mare (цветы моря). Это единственные местные растения в Венеции.
Существуют и другие глубокие взаимосвязи между местом и духом. Венецианское общество описывается как неустойчивое и непрерывно меняющееся. О венецианской политике сэр Генри Уоттон, английский посол в Венеции в начале XVII века, говорил, что она «неустойчива, как стихия, из которой возник этот город». Вот в чем причина того, почему венецианские историографы настойчиво подчеркивают целостность и стабильность своего общества. Они всегда осознают движение и неугомонность моря в венецианском государстве. В сердце Серениссимы (La Serenissima, Светлейшая, Сиятельнейшая – таково торжественное название Венецианской республики) таился ужас перед быстротечностью, как в венецианском моряке жил страх перед морем. Венецианская поэтесса XVI века Вероника Франко писала: «Само море томится по этому городу». Это прекрасно, пока море не подходит слишком близко.
Утверждают также, что характер венецианских жителей подобен приливу: шесть часов подъем и шесть часов падение, как говорит пословица. И правда, венецианцы часто характеризуют себя посредством идиомы: andara alla deriva, ее можно перевести так: плыть по течению. Изменчивость и легкость венецианского темперамента хорошо известны. У венецианцев множество песен и поговорок о море. К примеру: coltivar el mare elasser star la terra (возделывать море и оставить в покое землю). Одно время существовало множество популярных песен, начинавшихся фразой in mezzo al mar (посреди моря). Посреди моря – что там? Неведомое. Страшное. Посреди моря, если верить песням, возникают странные предчувствия и пугающие видения. Из волн высовывается дымящаяся труба. Здесь же витает образ умершей возлюбленной. В песнях не воспевается ни очарование, ни горечь моря, скорее это перечисление опасностей и неожиданностей, исходящих оттуда.
