Существуют рассказы о путешествиях в Гренландию и Тартарию. В 1432 году Пьетро Кверини добрался до Северного Ледовитого океана; сорока годами позже Иосафат Барбаро ступил на берег Каспийского моря. Когда купец и мореплаватель Джованни Кабото (генуэзец, гражданин Венеции по собственному выбору, одобренному государственным декретом, находился на английской службе) высадился в Новом Свете, рядом с английским флагом он водрузил знамя Святого Марка. Возможно, стóит упомянуть о том, что первооткрыватель и мореплаватель Себастьяно Кабото родился в Венеции; в 1498 году он открыл полуостров Лабрадор, а в 1526 году добрался до низовьев реки Ла-Плата. В середине XV века молодой венецианский патриций Альвизе да Мосто отправился в Сенегал и открыл Острова Зеленого Мыса. Он описал подробности плавания в истинно венецианском духе, поскольку «был первым из благороднейшего города Венеции, кто, выйдя в океан через Гибралтарский пролив, направился к югу, в землю негров…» Он также был первым купцом, обменявшим лошадей, шерсть и шелк на рабов и попугаев.
Венецианские путешественники преследовали двоякую цель: получить доход и добиться славы; общественный вес и уважение проистекали из коммерческого успеха, а открытие новых земель служило тому и другому. Вот почему многие купцы вели записи своих достижений. Их дневники служили доказательством их подвигов и исполняли роль мемориалов в семейном бизнесе. Первые отчеты путешественников были опубликованы в Венеции в XV веке. В 1543 году вышла антология путешествий под названием «Путешествия из Венеции в Тану (город на левом берегу Днепра), Персию, Индию и Константинополь».
Карта фиксирует границы. Венеция всегда стояла на границе. Ее называли шарниром Европы. Во всех своих действиях она, по сути, обладает всеми признаками границы – порогового пространства. Она есть вечный порог – не то земля, не то море. Она посередине, между древними имперскими городами Римом и Константинополем. Здесь Италия встречалась с Востоком, и Европа в самых общих чертах встречалась с Африкой. Здесь можно было сесть на корабль, отправлявшийся в Левант, и оставить позади христианский мир. Вот почему некоторые полагали, что священная миссия Венеции состоит в объединении западных христиан с остальным миром – с греческими христианами на Босфоре, а также с наследниками ислама и индуизма.
Гете описывал Венецию как «рыночную площадь, где встречаются рассветные и сумеречные страны»; он имел в виду, что город, расположенный между Западом и Востоком, является срединной точкой между солнцем на восходе и на закате. Когда в эпоху Карла Великого Священная Римская империя распалась, лагуны Венеции не были отнесены ни к Западу, ни к Востоку. По словам венецианского историка Бернардо Джустиниани, их оставили «в целости и сохранности, почти как известные Святые места». Далее он говорит, что «эти места были оставлены как некая граница между обеими империями». В Средние века почтовая служба, осуществляемая венецианскими галерами, была единственным средством сообщения между королевскими дворами Германии и Константинополем. Первые представления о мусульманском мире пришли в Европу из Венеции.
Венеция также была границей между религиозным и светским. Публичное пространство города являлось пороговой зоной благочестия и патриотизма. Границы между прошлым и будущим были размыты, как и границы между личным и общественным, которые постоянно нарушались. Здесь встречались и смешивались католики и протестанты, католики и православные, иудеи и христиане, турки и европейцы. Все цивилизации Средиземного моря – греко-римская, мусульманская, иудейская и христианская – сошлись в Венеции. О венецианских художниках XV века было сказано, что в своем искусстве они осуществили синтез тосканского и фламандского стилей. Город был дверью между холодным Севером и жарким Югом; поначалу он предназначался для торговли, но затем стал средством доступа к общему делу жизни, распространявшемуся по Европе.
Венеция в полном смысле слова неоднородна и с культурной, и с социальной точек зрения. Некоторым она покажется восточным городом, с базиликой Святого Марка, весьма напоминающей мечеть, и Риальто, весьма напоминающим восточный рынок. Вот почему другие европейские страны относились к Венеции с подозрением. Она содержит в себе признаки Другого. Здесь уместно напомнить, что арабские слова, проникшие в венецианский диалект, главным образом связаны с торговлей – zecca (монетный двор), doana (таможня), tariffa (тариф) – или с предметами роскоши, к примеру софа и диван. «Увы, венецианский народ, – писал Папа Пий II в 1458 году, – как много из своего древнего характера вы утратили! Слишком долгое общение с турками сделало вас друзьями мусульман». Фасад Дворца дожей, смотрящий на лагуну, мусульманский по духу. По всему городу действительно встречаются заимствования мотивов исламской архитектуры и исламского искусства. Даже венецианские цвета – ярко-синий и золотой – пришли со Среднего Востока. Торговые пути, организованные морские караваны, даже венецианские гильдии были мусульманскими по происхождению. Венецианцы испытывали истинную симпатию к мусульманской цивилизации и восхищение ею не без связи с неприязнью к папской пышности. К примеру, на картинах Карпаччо венецианские интерьеры украшают предметы восточного происхождения; трон Мадонны на картине Джентиле Беллини «Мадонна с младенцем на троне» (1480–1485) стоит на турецком ковре или молельном коврике.
Венеция во многих отношениях была близка Византии. Она заимствовала идеи и практику у древнего города, которому когда-то подчинялась. Ее даже называли вторым Константинополем. Венецианское общество было скорее иерархическим, нежели феодальным. Влияние византийской цивилизации можно заметить в домашней изоляции молодых девушек, а также в обычае разделять мужчин и женщин во время церковной службы. Оно также чувствовалось в чопорности и пышности религиозных церемоний, в которых использовались ритуалы и реликвии Византийской церкви. Чувствуется что-то восточное в величавости и символизме венецианской политической жизни с ее сложным бюрократическим механизмом и торжественной практикой выборов. К тому же – не был ли дож чем-то вроде императора? Он иногда рассматривался в подобном священном свете. На Страстной неделе дож изображал Христа в его последние дни. В той же роли выступал и византийский император.
Базилика Святого Марка построена по образцу константинопольской церкви Святых Апостолов. Хронисты Венеции также сообщают, что собор Святого Марка был построен архитектором из этого города, но это утверждение спорно. Однако не возникает сомнения, что в городе в то время жили мусульманские ремесленники. Религиозная политика Венеции, с ее понятием государственной Церкви, следует византийскому примеру; ее глава назывался Патриархом, как в Константинополе.
Есть и другие дериваты. Представление об Арсенале, оружейной мануфактуре, принадлежащей правительству, почерпнуто из византийской практики. Длинный черный плащ, который носили патриции, похож на византийский кафтан. Разбрасывание монет народу по случаю выбора дожа – практика, заимствованная у восточных императоров. Ведение подробнейшей документации наверняка позаимствовано у византийской бюрократии. Само слово «византийский» стало синонимом перегруженности деталями. В Венеции, как и в Византии, записывали буквально все. Когда венецианцы отпускали бороду в знак национального или личного траура, они подражали восточным современникам. Любовь к куклам и кукольному театру уходит корнями в древность. Конечно, все итальянцы имеют давнюю традицию кукольного театра и театра масок, однако любовь венецианцев к куклам восходит к византийской традиции, менее связанной с реальностью, в которой подчеркивается меланхолический аспект неодушевленной куклы, пока человеческое желание не вдохнет в нее жизнь.
