– Что-то не узнаю я вас, дядя Коля…
– Старею. Дряхлею. Жалость начинаю проявлять. И ведь понимаю, что нельзя, а всё равно – жаль! Хочется отмыться немного… перед смертью.
– Какие ваши годы?
– Немалые. В июне – пятьдесят. Если доживу.
– Чем вызван такой пессимизм?
– В декабре был у Ванечки. И знаешь, что он напророчил?
– Что?
– «Ты умрешь в первый день войны!»
– Значит, надо максимально оттянуть её начало… Лет этак на двадцать.
– Не выйдет, – кисло улыбнулся Николай Петрович. – В одну из наших первых встреч пророк сказал: «Война начнется в день твоего рождения!»
– Вот я и говорю, в день вашего семидесятилетия.
– Твоими б устами да мёд пить… Он тогда добавил: «Скоро!»… Ну, пошли за стол, а то прозеваем Новый год, как Володька… Кстати, как часто он выпивает?
– В последнее время – чуть ли не каждый день. С работы идет – чекушка уже в кармане!
– Может, его тоже – в НКВД?
– Думаете, в органах не употребляют? Еще как!
– И ты, говорят, одно время не слабо к горлышку прикладывался, а?
– Было дело!
– Как завязал?
– Просто бросил. Сразу после того, как соврал товарищу Берии: мол, не пью.
– Стыдно стало?
– Похоже на то! Уже год – ни-ни!
– Молодец, правильно. Для нашего брата-русака нет ничего губительнее водки… Она, окаянная, сводит в могилу больше люду, чем все войны и репрессии, вместе взятые! Зови девчат… Пять минут осталось!
Раздался звон бокалов. Из граммофона полилась тонкая лирическая мелодия. К двум часам ночи Вялов затанцевал до изнеможения всех: тетю, сестру, жену… А Николай Петрович сидел одиноко за столом и, обхватив седую голову руками, думал думу.
«Вот уйду я – кто им поможет? Выход один: не умирать! А если уж суждено, – поднять за оставшееся время племянника как можно выше по карьерной лестнице, дать ему хорошую должность в центральном аппарате, он парень добрый, отзывчивый, благодарный, может, и о Любаше позаботится, и Нину с Илюшей не даст в обиду! Только как это сделать?! У Павла пока особое задание…»
* * *
Первого января, отобедав, гости стали собираться домой. И тут Любовь Витальевна вспомнила об обещанном сюрпризе.
– Ой, Катюша, милая, простите, совсем забыла! – Она бегом вернулась в спальню и что-то взяла в шкафу под бельём. – Вот возьмите.
Тётя разжала кулак.
В нём был золотой крестик.
– Бери, дочка, он приносит счастье, – кивнул Николай Петрович, заметивший, что супруга его племянника долго не решается принять дорогой подарок. – Эта вещь принадлежала Любушкиной маме, прожившей на свете девяносто пять лет, чего и тебе желаю!
– Спасибо! – засмущалась Катя.
– А мой велосипед где? – возмущенно прогундосил Илья.
– Здесь, здесь, наш самый любимый внучек!
Машина уже ждала у подъезда.
– Спасибо за всё, дядя! – расчувствовался Павел.
– Спасибо на хлеб не намажешь… Должен будешь.
– Понял.
– Ежели что со мной случится – не оставляй Любушку без присмотра.
– Есть, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга!
– Ну, бывай… Счастливого пути!
* * *
Чётко следуя рекомендациям дядюшки, уже через день Вялов назначил «свидание» своему «немецкому другу», собираясь поведать ему правду об очередных видениях Юродивого.
Все планы перебила случайная встреча с Крутовым, состоявшаяся накануне Рождества в центральном городском парке, где Вяловы, по обыкновению, прогуливались перед сном.
Александр Дмитриевич в штатском шёл им навстречу по главной аллее, ведя под ручку симпатичную барышню, которой что-то постоянно шептал на ухо – о победах капитана на личном фронте в управлении ходили легенды.
На закутанную в элегантную пушистую шубку женскую фигурку первой, как ни странно, обратила внимание Катюша.
– Ой, смотри, какая прелесть.
– Баба как баба, что в ней особенного? – отмахнулся Павел.
– Да я не о бабе, а о шубе! Хочу такую же! Купишь?
– Конечно. Ты только скажи – где…
– Давай спросим у девушки!
В это время сопровождавший красавицу мужчина оторвался от нежной женской щечки, к которой периодически припадал после очередного пылкого монолога, и радостно раскинул в стороны руки:
– Паша, сколько лет, сколько зим?
– Шура! Какая встреча! – принял игру Вялов.
– Это мой бывший заместитель… по лесозаготовкам, – обратился Крутов к своей пассии. – Мне надо сказать ему несколько слов, а ты пока потолкуй с его спутницей жизни. – Ну, где пропадаешь, старина?
– А то ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Вялов, отводя собеседника в сторону, чтобы не мешать супруге вести разговор на интересующую её тему. – В Весьегонске.
– А я уже хотел подавать на тебя в розыск…
– По какому такому поводу?
– Дело есть…
– Валяй!
– То исчезнувшее досье никак не даёт мне покоя. Выходит, какая-то крыса завелась в моём отделе, так?
– Похоже на то.
– Вот я и придумал, как вычислить мразь. Поможешь?
– Непременно.
– Сейчас у меня в подчинении три человека: Бабенко, Егоров и Фильчук. Завтра, на Рождество, я буду выпивать с первым из них. И как бы между прочим передам ему новые предсказания пророка, о которых мне стало известно от моего большого друга Вялова.
– Понял…
– Что бы ты посоветовал ему сказать?
– Ну, давай так, – Павел ненадолго задумался. – «Финны разобьют советскую группировку». Фантастика, конечно, но тот, кому этого очень хочется, в неё поверит.
– Хорошо! На Василия приглашу Егорова – это его праздник, именины, без магарыча не обойтись… И сообщу, что Юродивый прогнозирует в скором времени конфликт между СССР и Германией. Пойдёт?
– Да. Скажи: «Я вижу танки на улицах Москвы!» – пускай радуются враги…
– А на Крещение уединюсь в своём кабинете с Фильчуком. Что придумаем для него?
– «Советский Союз потерпит поражение в войне!»
– О Паша, имя тебе – гений! Может, ты сам сочиняешь всю эту байду? – предположил Крутов, совершенно не подозревая, как он близок к истине.
– Да кто ж тебе скажет правду, Шура? – отшутился Вялов. – Держи кардан – и по домам!
– Погоди! Я же не сказал тебе, как будем действовать дальше. Ты по своим каналам узнаешь у германского агента…
