— Да, есть. А почему я отправил Дария к горам Каф… Дарий мечтает о большой славе. Но по происхождению он из параллельной ветви Ахеменидов — внук Ариарамна, брата царя Кира Великого. Но род Кира через брак с домом Киаксара приобрел значительное количество мидийской крови, а потомки Ариарамна остались чистокровными персами. Вот Дарию и захотелось, чтобы боги подтвердили его царскую сущность. Так почему бы не помочь ему в этом благородном деле? Великий Кир и Камбиз завоевали много народов и племен. Дарий присовокупил к их завоеваниям еще несколько стран и стал править половиной мира. Из просвещенных государств осталась лишь одна Эллада, но она крепкий орешек, и Дарий пока не готов его раскусить. Поэтому пусть до поры до времени оттачивает свое воинское искусство на варварах. Это полезно во всех отношениях.
— Ты хочешь сказать, что на горе Альбордж нет царской Хварны? Что ты солгал царю?
— Не смотри на меня с упреком. В моих словах не было ни капли лжи. Я рассказал ему лишь то, о чем повествуют древние предания. Йима действительно построил свой вар в горах Каф, и там же он оставил священные предметы Хормузда. Один или оба — про то история умалчивает. Если уж царю так приспичило заполучить царскую Хварну, то пусть найдет ее. Путь ему указан.
— А если не найдет? Что тогда будет с твоей головой?
— Мне ли об этом печалиться? Никто не вечен. Нам ли это не знать… — Тут старец хитро улыбнулся. — Думаю, что этот поход принесет Дарию столько разных хлопот, что ему будет не до какого-то никчемного мага. Он думает, что сможет завоевать весь мир, ему мало половины. Это заблуждение. Боги предпочитают равновесие. И когда оно нарушается, то нарушитель жестоко наказывается. Я ведь не зря ему начал говорить о том, что Зерван породил царя света Хормузда и царя тьмы Ахримана. Тем самым великий бог уравновесил человеческие страсти, которыми управляется земной мир. Но Дарий меня не понял. Да и не мог понять — каждому свое…
Прорицательница сокрушенно покачала головой, чисто мужским жестом огладила бороду и принялась помогать старику. Над скалами постепенно поднимался опушенный косматыми седыми тучами алый солнечный диск, предвещавший непогоду и сильный ветер.
Глава 3
Финикийский купец
Спустя три недели после начала осеннего Торжища Борисфенитов в гавань Ольвии вошли два больших грузовых судна в сопровождении диеры — двухпалубного боевого корабля. Сбежавшийся на причал народ рассматривал их со сдержанным гулом — грузовые посудины мало походили на суда эллинов и напоминали своими обводами круглую ореховую скорлупу.
Боевая диера была длиннее, уже и выше грузовых суден. Гребцы располагались на двух палубах для большей скорости, а над ними возвышалась узкая площадка, защищенная щитами, с которой воины во время битвы обстреливали врага из луков и забрасывали дротиками. Но главным оружием был грозный таран, обитый медью и поднятый над водой. На диере находились воины охраны каравана, не менее полусотни человек. Судя по их количеству, груз на судах был очень ценен.
Вскоре все разъяснилось — в Ольвию прибыл богатый финикийский купец. Обычно финикийцы торговали медью, серебром, оловом, слоновой костью, но главным их товаром была краска — тирский пурпур, ценившийся на вес золота, а также ювелирные и стеклянные изделия, в том числе зеркала. Прибытие купца из Ханаана (так финикийцы называли свою страну) вызвало гордость не только у горожан, но и у магистрата, — финикийские купцы всегда были желанными гостями в портах Эллады, а уж про различные города-полисы, созданные метрополией на берега Понта Эвксинского, и говорить не приходилось.
Купец оказался весьма представительным мужчиной — рослым, бородатым, с обветренным лицом, загорелым до черноты. Его одежда была смесью платья финикийского и персидского кроя. Нужно сказать, что своим восточным одеянием финикиец произвел сильное впечатление на ольвиополитов.
Оставив таможенные формальности на попечение помощника, мрачного здоровяка, очень похожего на пирата, купец попросил агоранома указать путь к дому, где проживал весьма уважаемый гражданин Ольвии землевладелец Алким, сын Ификла. Видимо, купец уже вел с ним какие-то дела. Агораном быстро нашел провожатого, и купец важно пошагал по направлению к агоре. Его охраняли два матроса такой же свирепой наружности, как и помощник купца. Оружия у них, ясное дело, не было, но увесистые дубинки в руках и большие ножи у пояса весьма убедительно подсказывали праздношатающимся портовым бездельникам, способным и кошелек срезать у зазевавшегося гостя или ольвиополита, и бока кому-нибудь намять, если доведется, что с финикийцами шутки плохи.
Финикиец шел и дивился. Чем ближе он подходил к агоре, тем больше встречалось ему каменных домов, построенный по типу греческих — внутренний двор с колоннами, украшенный мраморными статуями львов и грифов, а вокруг двора располагались жилые и хозяйственные помещения и пристройки.
Через агору проходила главная и самая широкая улица — от северных ворот к югу; параллельно и под прямым углом к ней шли другие улицы. С агоры особенно хорошо была видна нижняя часть города, примыкающая к берегу реки, и финикиец даже остановился на некоторое время, чтобы полюбоваться великолепным видом. Несмотря на суровый вид, ему, похоже, не была чужда способность восхищаться красотой окружающего мира.
Дом Алкима находился неподалеку от агоры. Он оказался большим и красивым, крытый дорогой красной черепицей. Видно было, что дела у богатого землевладельца Алкима шли хорошо. Получив пригоршню ольвийских «дельфинчиков», проводник с благодарностью удалился, а финикиец взял в руки деревянный молоток и громко постучал. Спустя какое-то время двери отворились, и на пороге встал разбитной малый, который нимало не смутился при виде внушительной комплекции и богатой одежды незваного гостя.
— Мое почтение, господин хороший! — сказал он весело. — Ты не ошибся дверью? Хозяин никого не ждет.
— Придержи свой глупый язык, раб! — надменно бросил финикиец. — Доложи своему хозяину, что его хочет видеть купец из Сидона
[34]
ханаанин Итобаал.
Купец довольно сносно изъяснялся на языке койне, но все равно чужеземный акцент был ясно различим. На койне говорило в основном простонародное население греческих городов-полисов. Этот язык был с варварскими примесями, но динамичный и выразительный, лишенный витиеватости эллинской речи.
— Не могу, почтеннейший, — изобразил глубокое сожаление на своем улыбчивом молодом лице дерзкий привратник. — Никак не могу.
— Почему?! — громыхнул купец.
— Хозяин почивает. Он приказал разбудить его только в том случае, если к нему явится сам Дионис со своей свитой и амфорой доброго вина. На Диониса ты не похож, да и даров я почему-то не вижу, так что придется обождать. Рекомендую отдохнуть в священной роще. Это вон там, — ткнул он пальцем куда-то в сторону. — Очень приятное место. Заодно и жертву принесешь Аполлону Дельфинию, покровителю мореплавателей. Это делают все гости Ольвии.
