Вскоре Ивор оказался на улице, которая вела к родному дому. Его отец погиб в одном из походов, а мать захворала и умерла, когда ему исполнилось пять лет. После этого он и стал «скитальцем» — так называли лазутчиков, которые жили вдали от родины. Но родительский дом всегда ждал «скитальца». В нем никто не жил, однако за ним ухаживали — убирали в комнатах, ремонтировали по надобности, а зимой протапливали печь, чтобы в доме был жилой дух.
Улица была посыпана крошкой белого известкового камня, а по бокам шли бревенчатые мостки — чтобы в слякоть ходить как посуху. Заборов не ставили; их роль исполнял ровно подстриженный кустарник. Зато у каждого подворья имелись резные ворота, да все разные, одни краше других. Воротные столбы делали высокими и соединяли их толстым брусом — слегой. На каждой слеге крепились резные изображения солнца, полумесяца, волчьей или медвежьей морды, головы лошади или быка, а то и вообще какой-нибудь страхолюдины, не существующей в природе. Это были обереги каждой семьи. Они защищали джанийцев от разных темных сил.
— Ивор?! — воскликнул встретившийся по дороге старец с длинной белой бородой, заплетенной в косичку. — Ты ли это, дитя?
— Я, деда, я, — взволнованно ответил Ивор.
— А иди-ка ко мне, скиталец, почеломкаемся…
Они крепко обнялись; старик расчувствовался, и на его глазах появились слезы. Он любил Ивора отцовской любовью, потому что юноша был его лучшим учеником. Сувор — так звали старика — преподавал юным джанийцам, будущим лазутчикам, мастерство фехтования. Когда он брал в руки мечи, то, несмотря на весьма преклонные годы, двигался быстрее любого воина. Для непосвященных это было непонятно и невероятно. А те, кого он обучал, знали: чтобы достичь такого мастерства, нужно опередить противника не действием, а мыслью.
— Надолго к нам? — спросил Сувор.
— Как решит Жавр.
— Что ж, тогда приходи в нашу школу. Вспомнить прошлое не вредно.
— Обязательно приду, Учитель, — заверил Ивор старика, и пошел дальше.
В доме все было, как прежде. Проконопаченные мхом стены украшали давно засохшие венки, на столе стоял липовый туесок с закаменевшим медом, в «красном» углу, на подставке, высилось искусно вырезанное из липы изображение Адити, Матери Богов, в другом углу приютился небольшой ткацкий станок, подсмотренный кем-то из «скитальцев» в Аттике и сооруженный местными умельцами (полосатый коврик, сотканный матерью, лежал под ногами Ивора), а в печи горел огонь — будто хозяина дома кто-то ждал.
Обычно варварские племена, да и греческие тоже, отапливали свои жилища «по-черному» — в крыше прорезалась дыра, куда уходил дым от очага. Так прежде было и у джанийцев. Но опять-таки постарались «скитальцы». Они срисовали очаг в разрушенном дворце последнего лидийского царя Креза, и спустя немного времени после этого в доме каждого джанийца стояла печь с лежанкой и трубой, сложенная из дикого камня.
Ивор подошел к отцовскому ложу. Он никогда на нем не спал, потому что ему казалось, что тем самым нанесет обиду отцу. Для Ивора ложе стало чем-то вроде алтаря. Оно было прикрыто одеялом, сшитым из барсучьих шкур, а над ложем, на шкуре медведя, висели два меча и панцирь старинной работы.
Юноша осторожно снял мечи и залюбовался мастерством древнего кузнеца. Эти мечи передавались в наследство от отца к старшему сыну. Но, похоже, род закончится на Иворе — у него не было невесты, да и какая девушка будет ждать непутевого жениха, завеявшегося невесть куда и зачем, при этом не сказав ни слова, ни полслова? Ведь все, что касалось лазутчиков, держалось в строжайшем секрете.
Присев на скамью у стола, Ивор надолго погрузился в печальные размышления…
Тем временем вождь Жавр, старейшины и жрецы решали судьбу пленных разбойников. Они собрались в общинном здании — длинном сарае, где стояли скамьи и деревянный идол особо почитаемого джанийцами бога Феоста. Он научил людей ковать железо и дал им огонь. Кроме того, Феост ввел в обиход закон, что женщина должна выходить замуж только за одного мужчину и обязана вести воздержанный образ жизни.
На голову идола был надет ярко начищенный медный шлем, отчего его грубо вырезанное темное лицо казалось живым. Особенно усиливали это впечатление глаза Феоста. Искусный мастер сделал их из перламутровых раковин, а вместо зрачков вставил полированный сапфир. Дуб, из которого сделали идола, покрывала резьба, в одной руке он держал огромный, окованный серебром рог какого-то неведомого животного (его где-то добыли еще прадеды собравшихся в общинном зале), а в другой — правой — бронзовый молот. У подножия идола (он был в полтора раза выше человеческого роста) стояли керамические миски с жертвоприношением — зерном, орехами, медом, кувшин с вином и чаша.
Говорил главный жрец племени Орей:
— То, что предлагает Ивор, немыслимо! Это верная смерть.
— Ну почему же? — возражал ему военачальник племени, убеленный сединами муж по имени Кий. — Мои люди и не такие штуки отчебучивали. Навести Мару
[64]
не так уж сложно, и вы это знаете.
— Да, это так, но ее действие кратковременное, — не сдавался жрец. — И когда истина откроется, Ивора ждет неминуемая, страшная смерть. А он наши глаза и уши в Ольвии. Замену ему найти будет сложно.
— Ради сохранения земли нашей от вражеского нашествия никакая жертва не можем быть чрезмерной, — пробасил знатный воин, лицо которого было исполосовано шрамами; звали его Избор.
— О-хо-хо… — закряхтел старый, всеми уважаемый и почитаемый жрец по имени Глузд и громко стукнул о пол клюкой.
До этого казалось, что он дремлет. Только ему одному подложили подушку, чтобы мягче было сидеть на скамье. Глузд всегда приглашали принять участие в подобных совещаниях, но больше из уважения к его прежним заслугам. Он был вроде живого, но безгласного идола, — не вмешивался в споры, подремывал, опираясь на клюку, и иногда, меняя позу, кряхтел.
Но на этот раз стук его клюки был чересчур выразителен, чтобы оставить старца без внимания.
— Вот что я скажу вам, дети мои, — начал жрец, глядя на собравшихся удивительно ясными и вовсе не сонными глазами. — И дед, и отец Ивора были хорошими воинами и известными хитрецами. Благодаря их уловкам нам удавалось сделать все, что мы задумывали. Такой же и сам Ивор. Его план может показаться невероятным только тем, кто не обладает нашими знаниями. Я сам займусь этими двумя негодяями… как там их зовут?
— Кимерий и Лид, — подсказал кто-то.
— Можете не сомневаться — они станут послушны, как щенки.
— Что ж, будем считать, что решение принято, — наконец взял слово и вождь племени джанийцев Жавр. — Только помни, уважаемый Глузд, что времени у тебя мало. От силы десять дней. Иначе проводники не поспеют к назначенному времени. А царь Дарий скор на расправу.
— Мне хватит и недели, — заверил старец.
