У науки пока нет точного объяснения, почему среди женщин так распространены ранние и тяжелые формы различных отклонений со стороны ЦНС. Но предполагается, что все дело именно в тесной взаимосвязи самого мощного кортикостероида адреналина с тестостероном. Как мы помним, уровень адреналина в крови мужчин всегда выше, он колеблется заметнее. а все потому, что мышечная масса у мужчин обычно больше, чем у даже самых развитых физически женщин.
Кроме того, мышцы мужчины, от природы сильнее – на то мужской пол и считается сильным… Естественно, все эти различия образуются и сохраняются в течение жизни не просто так – их обеспечивает разница между мужским и женским фоном. У мужчины мышцы больше, растут они охотнее – следовательно, для их поддержания в тонусе нужен более высокий уровень адреналина, в то время как за сам их активный рост и сниженное количество жировых отложений отвечает тестостерон. Таким образом, хоть тестостерон вырабатывается и надпочечниками женщины (а в крови мужчины всегда циркулирует известный процент эстрогенов), в организме мужчины его значительно больше, а значит, их головной мозг дольше держится «в форме».
Теперь мы видим, как работает (как выражается на практике) сложность взаимосвязей гормонов и желез, не правда ли?.. Именно по этой причине изложенное лучше, так сказать, усвоить, несмотря на его сложность, – хотя бы азы. Ведь постепенное угасание функций половой системы неизбежно, хотя до сих пор нам было известно лишь о его не лучшем влиянии на состояние кожи и опорно-двигательного аппарата. Теперь мы точно знаем, что из-за него мы способны в том числе поглупеть – получить постепенное торможение всех нервных процессов, включая мышление;
2. Второй принципиально значимый для интеллектуальной деятельности момент – количество активных взаимосвязей между нейронами коры. Как мы уже поняли или, вернее, вспомнили из уроков школьной анатомии, нервная ткань образована клетками, у каждой из которых имеется множество отростков – дендритов (короткие и ветвистые) или аксонов (очень длинные, но без разветвлений). Отростки клеток белого вещества покрыты оболочкой из особого белка миелина, а отростки клеток в сером веществе таковой не имеют. Разница в том, что по отросткам, покрытым миелиновой «оплеткой», сигнал (электрический импульс) проходит в сотни раз быстрее.
Таким образом, белое вещество, составляющее основу тканей головного мозга, представляет собой что-то вроде скоростной трассы или, если угодно, автобана для нервных импульсов. Отростки же клеток коры передают сигнал медленнее, зато взаимосвязей между отдельными клетками здесь существует больше, чем где бы то ни было в организме. Дело в том, что нервная ткань, как нам известно, не восстанавливается – ее жизнеспособные клетки лишены возможности делиться и, следовательно, способности заменить погибшие клетки рядом. Конечно, природа должна была учесть, что хоть головной и спинной мозг защищены неплохо (лучше большинства других тканей), с ними все равно может случиться уйма неприятностей.
Замысел здесь прост – даже если одна или даже несколько клеток на одном участке нервной ткани погибнут, у сигнала всегда найдется полноценный путь в обход них – он в любом случае не прервется. Однако учтем, что хоть огромное количество отростков задано нейронам коры самой природой, их число в реальности может оказаться меньше или больше – в зависимости от того, как активно мы ими пользуемся, в частности, помимо общей массы взаимосвязей, в коре существуют синапсы – химические дополнительные «мостики» между некоторыми отростками, которыми «помечаются» наиболее часто используемые пути.
Когда электрический импульс проходит на каком-то определенном участке коры, это происходит не просто так, а благодаря дофамину. Данный гормон вступает в химическую связь с белками на поверхности отростка, происходит химическая реакция, и импульс проходит именно в этом месте, а не каком-то другом. При этом после прохождения одного импульса «мостик» синапса сохраняется в течение еще некоторого времени – чтобы, возможно, пропустить по этому же пути «ответ» коры на раздражитель. Плюс, если одним из миллиардов этих путей сигналы и кора пользуются чаще, чем остальными, повторное образование краткосрочного синапса запускает появление других белков – с более постоянной структурой. Эти новые «скрепляющие звенья» сохраняются дольше, поэтому образованный ими синапс уже не распадается – возникает новый элемент долгосрочной памяти. В то же время синапс, которым больше не воспользовались, исчезает за минуты.
Подчеркну, что синапс – это химическая, а не нервная взаимосвязь. То есть речь не идет о появлении или исчезновении нейронов или их отростков – речь идет о количестве «рабочих» путей в этом ветвистом дереве. Что до самих отростков, то клетки нередко образуют новые их разветвления в ответ на необходимость проложить, так сказать, новый путь в какой-то участок коры. Кроме того, новые отростки образуются потому, что просто возрастает нагрузка на отдельные клетки, существующие пути, те или иные участки коры.
Иначе говоря, по мере форсирования мыслительных усилий или давления информации кора сама пытается оптимизировать пути прохождения импульсов и нагрузку на различные отделы. Что ж, как я уже сказала, нервные клетки не восстанавливаются и к тому же вполне могут гибнуть от хронических перегрузок, а потому единственным средством их выживания в такие периоды становится способность образовывать новые взаимосвязи и распределять нагрузку на отдельные участки равномернее…
Итак, мы видим, что часть процессов, связанных с дегенерацией коры, остановить невозможно, поскольку они заключаются в возрастных гормональных изменениях. Однако способность клеток коры образовывать новые долгосрочные и краткосрочные связи с «соседями» сохраняется до последних минут нашей жизни. Это значит, что старческая деменция не относится к неизбежным явлениям – у нас она вполне может не наступить вообще никогда. Такие расстройства, как болезнь Альцгеймера, хорея Хантингтона, болезнь Паркинсона, составляют случай куда более сложный, потому что наука не вполне ясно понимает их причины.
Например, известно, что «паркинсон» удается замедлить, сгладить его проявления за счет приема препаратов дофамина (самый распространенный и известный из них – «Леводопа»). Однако остановить его развитие за счет одного дофамина отчего-то не удается, хотя, казалось бы, полное замещение должно решить проблему – как инсулиновая компенсация при сахарном диабете. Что же до «альцгеймера», то его суть науке вообще неясна – на данный момент считается, что это заболевание имеет несколько разных причин и сценариев развития, и от большей их части лекарства пока никто не придумал. Ну а «хантингтон» (его еще называют «гентингтоном») передается по наследству, и, в отличие от «альцгеймера», его почти невозможно даже замедлить в развитии…
В общем, тяжелые расстройства деятельности и структуры коры, особенно с наследственной «подоплекой» (генетическая предрасположенность бывает к болезни Хантингтона и Альцгеймера, шизофрении) – это тема особая, а вот нормальное в каком-то смысле старение коры вместе со всем организмом не только лечится, но и легко поддается профилактике. Так что если нам когда-то уже доводилось приходить в ужас от «маразматических» проявлений у бабушек и дедушек, у нас наверняка сформировался сильный мотив попытаться избежать таких изменений в собственном мозгу. «Сам собой» мозг постоянно развивается лишь у представителей интеллектуального труда. Например, проявления старческой деменции крайне редки у деятелей науки и тем паче гениев, а также тех, чьи условия работы и жизни не отличаются постоянством, – тех, кому пришлось освоить на своем веку несколько разных профессий.
