Доктор отпрянул от убитой вампирши. Они с Бруно бок о бок отступали к неосвещенному сооружению без окон у высокой ограды по периметру лагеря. Может быть, это обиталище вампиров? Лагерное гнездо стригоев?
Эф и Бруно обогнули здание и обнаружили, что ограда резко поворачивает и заканчивается другим неосвещенным зданием.
Тупик, я же говорил.
Эф повернулся к вампирам, наступающим в темноте.
— Не тупик, а тупица, и это ты, ублюдок, — пробормотал Эф.
Бруно посмотрел на него.
— Ублюдок? Это ты завел нас в ловушку!
Когда я поймаю и обращу тебя, все твои тайны раскроются мне.
От этих слов Эф похолодел.
— Они идут, — сказал он Бруно и подготовился к встрече.
* * *
Нора вошла в кабинет Барнса в административном здании, готовая согласиться на что угодно, включая и то, чего развратник хотел от нее, — нужно было спасти мать и подобраться к нему поближе. Нора презирала своего бывшего босса даже больше, чем вампиров. От неприкрытой безнравственности ее тошнило, но от того, что он верил, будто она настолько слаба, что просто подчинится его воле, ее чуть не выворачивало.
Она покажет Барнсу, как он ошибся, — убьет его. В своих фантазиях директор видел ее покорной, что ж, она покорно забьет заточку в его сердце. Смерть от столового ножа — то, что надо!
Она зарежет директора в постели. Или прервет за обедом его чудовищно вежливую болтовню. Барнс хуже любого стригоя. Его никто не заразил вирусом растления, оно не было привнесено извне. Его растление — приспособленчество чистой воды. Собственный выбор.
Хуже всего, что он видит ее потенциальной жертвой. Это его роковая ошибка, Норе оставалось только ткнуть его в это носом. Подтвердить сталью.
Она три часа прождала в коридоре, где не было ни стульев, ни туалета. Дважды он появлялся из кабинета, ослепительный в своем крахмально-белом адмиральском кителе, проходил мимо Норы с бумагами в руках и, так и не посмотрев на нее, не сказав ни слова, исчезал за другой дверью. Она, закипая, осталась ждать, даже когда лагерный свисток сообщил о раздаче пайков, лишь прижала руку к животу… Нора думала только о матери и об убийстве.
Наконец помощница Барнса (молодая женщина с чистыми каштановыми волосами до плеч) открыла дверь и без слов впустила Нору. Ассистентка оставалась в дверях, когда Нора проходила в кабинет. Запах духов и мяты. Нора смерила женщину неодобрительным взглядом, воображая, какой ценой та завоевала теплое местечко в мире Барнса.
Помощница села за стол, и Норе пришлось самой открыть следующую дверь. Она оказалась заперта. Нора вернулась и села лицом к женщине на один из двух жестких складных стульев у стены. Помощница изображала занятость и делала вид, что не замечает Нору, утверждая свое превосходство. На столе зазвонил телефон, она подняла трубку, тихо ответила. Комната (если не считать недоделанных деревянных стен и ноутбука) производила впечатление офиса сороковых годов: телефонная трубка со шнуром, перьевая ручка, стопка бумаги, пресс-папье. На ближнем к Норе углу стола рядом с пресс-папье на маленькой бумажной тарелке лежал толстый шоколадный пирог. Помощница прошептала несколько слов, потом увидела, что Нора поедает пирог взглядом, отщипнула кусочек и положила в рот. Несколько крошек упали ей на колени.
Нора услышала, как щелкнула дверная ручка, потом раздался голос Барнса:
— Входите!
Помощница передвинула пирог на другой конец стола, подальше от Норы, а потом показала на дверь. Нора снова прошла к двери и повернула ручку, которая на этот раз легко поддалась.
Барнс стоял за своим столом, укладывая бумаги в плоский чемоданчик. Он собирался уходить.
— Доброе утро, Карли. Машина готова?
— Да, доктор Барнс, сэр, — пропела помощница. — Только что звонили от ворот.
— Позвони им, скажи, пусть прогреют заднюю часть салона.
— Да, сэр.
— Нора? — удивился Барнс.
Он укладывал бумаги, не поднимая глаз. Его манеры сильно изменились со времени их прошлой встречи во дворце.
— Вы хотите что-то обсудить?
— Ваша взяла.
— Моя взяла? Замечательно. Так скажите же мне, в чем именно.
— В нашем споре. Со мной.
Он помедлил секунду, прежде чем запереть чемоданчик, затем посмотрел на нее, кивнул, словно разговаривая с самим собой и вспоминая, что у них был за спор.
— Превосходно, — сказал директор и принялся копаться в ящике.
Нора ждала.
— И что? — спросила она.
— И что?
— Что теперь?
— Теперь я очень спешу. Но я дам вам знать.
— Я думала… Вы меня не отвезете к себе домой?
— Не сейчас. Но скоро. Сегодня много дел и все такое.
— Но… я готова ехать.
— Да-да. Я так и думал, что вы станете сговорчивее. Лагерная жизнь вам не по душе? Верно, не по душе. — Он взял чемоданчик за ручку. — Я вас скоро вызову.
Нора поняла: он специально пренебрегает ею. Мучает за то, что она не сразу прыгнула к нему в постель. Грязный старик упивается своей властью.
— И прошу вас запомнить на будущее: я не из тех людей, кого можно заставлять ждать. Карли?
В открытой двери появилась помощница:
— Да, доктор Барнс?
— Карли, не могу найти учетную книгу. Может быть, вы поищете и завезете ко мне попозже?
— Да, доктор Барнс.
— Скажем, в половине десятого.
Нора предполагала увидеть самодовольную улыбку, но по лицу Карли скользнула гримаса отвращения.
Они вышли в приемную, перешептываясь. Вот ведь нелепица: будто Нора — жена Барнса.
Воспользовавшись возможностью, Нора метнулась к столу — не найдется ли чего-нибудь полезного или секретного. Но старик почти все забрал с собой. Выдвинув центральный ящик, она увидела отпечатанную на компьютере карту лагеря, каждый участок на ней был помечен своим цветом. За родильной зоной, которую она уже посетила, и в том же направлении, где, как она понимала, расположено содружество «Активная старость», находилось место, названное «Выпуск». Ее часть была затенена и поименована «Закат». Нора попыталась вытащить карту, но та оказалась приклеена к днищу. Она снова пробежала ее глазами, пытаясь запомнить, потом захлопнула ящик, и в это время вернулся Барнс.
Усилием воли она стерла ненависть с лица и встретила его улыбкой:
— А моя мать? Вы обещали…
— И если вы сдержите свое слово, то я, конечно, сдержу свое. Честное скаутское.
Было ясно, что он ждет, чтобы она его попросила. Но Нора просто не могла заставить себя сделать это.
