У Эфа сна не было ни в одном глазу. Он, казалось, горел желанием приступить к делу. Уж не медикаменты ли питают такую работоспособность, мелькнула у Фета мысль. Впрочем, нет, Эф смотрел ясным взглядом.
— Ты, похоже, готов, — сказал Фет.
— Еще как готов, — ответил Эф.
Мистер Квинлан вернулся минуту спустя. Он являл собой жутковатое зрелище: от его голого черепа и одежды поднимался густой пар, но изо рта не вырывалось ни облачка.
Несколько охранников у ворот. У дверей еще больше. Так что Владыку оповестят, но, возможно, в свете нашего плана это не так уж и плохо.
— А что вы думаете о нашем плане? — спросил Фет. — Только честно. Есть у нас шанс?
Мистер Квинлан запрокинул голову и сквозь безлистные ветки посмотрел на небо.
Мы разыгрываем гамбит, который стоит того. Выманить Владыку из его укрытия — уже полдела.
— А другая половина дела — победить его, — кивнул Фет.
Он посмотрел на вампирское лицо Рожденного, все еще обращенное к небесам. Оно, как всегда, было бесстрастным.
— А вы? Каковы ваши шансы против Владыки?
Ни одна моя попытка не увенчалась успехом. Я не смог уничтожить Владыку, а он не сумел уничтожить меня. Вампир желает моей смерти. Точно так же, как желает смерти доктору Гудвезеру. Это нас объединяет. Конечно, любое предложение от моего имени будет рассматриваться Владыкой как обман.
— Люди не могут вас убить. А он может. Так, вероятно, и вы способны уничтожить это чудовище.
С абсолютной уверенностью я могу сказать только одно — никогда прежде я не пробовал убить его атомной бомбой.
Эф закрепил на голове прибор ночного видения — ему не терпелось приступить к делу.
— Я готов, — сказал он. — Давайте начнем, пока я не передумал.
Фет кивнул, затянул ремни, закрепил рюкзак высоко на спине. Они последовали за мистером Квинланом между деревьев, Рожденный шел, руководствуясь своим особым чутьем. Сам Фет никакой дорожки не видел, но было просто — слишком просто — доверяться мистеру Квинлану. Крысолов никогда прежде не думал, что сможет расслабиться в обществе вампира, Рожденного или нет.
Он услышал стрекот впереди. Плотность деревьев уменьшалась, наконец они вышли на прогалину. Стрекот производил генератор — а может, и два генератора, — питавший энергией особняк, в котором, судя по всему, обитал Барнс. Дом был большой, земельный участок при нем — просторный. Они подошли к особняку с тыльной стороны, перед ними была широкая ограда, охватывающая задний двор, а за ней дорожка для верховой езды.
Рев генераторов заглушал большинство шумов, которые они производили, подбираясь к дому, но скрыться от улавливающих тепло вампирских глаз не могли. Мистер Квинлан поднял руку, и Фет с Эфом замерли, а Рожденный двинулся, ловко обходя деревья по периметру участка. Василий быстро потерял его из виду, но мистер Квинлан вскоре неожиданно появился из-за деревьев — он уже успел пройти почти четверть прогалины. Шел он быстро и уверенно, но не бежал. Ближайшие охранники у боковой двери при виде мистера Квинлана оставили свой пост и двинулись навстречу.
Фет нутром чувствовал шанс.
— Сейчас или никогда, — прошептал он Эфу.
Они вынырнули из-за веток в серебристую темень прогалины. Фет не стал вытаскивать меч, чтобы металл не насторожил вампиров. Мистер Квинлан явно как-то общался со стригоями, он выбрал место так, чтобы те стояли спиной к Фету и Эфу, бежавшим по мягкой, мертвой серой траве.
Охранники почуяли опасность сзади, когда Фет был в шести метрах. Они развернулись, и Фет вытащил меч из рюкзака, ухватив его здоровой рукой, но с вампирами расправился сам мистер Квинлан — его сильные руки двигались с невидимой для глаза скоростью, они задушили вампиров и быстро смяли мышцы и кости их шей.
Фет без колебаний преодолел разделявшие их последние шаги и прикончил обоих мечом. Квинлан знал, что вампиры не успели отправить телепатический сигнал тревоги, но они все равно не могли терять ни секунды.
Мистер Квинлан отправился на поиски других стригоев, Фет последовал за ним, оставив Эфа, который двинулся к неохраняемой теперь боковой двери.
* * *
Больше всего Барнс любил гостиную на втором этаже. Стены, заставленные книжными стеллажами, отделанный плиткой камин с широкой дубовой полкой, удобное кресло, напольная лампа с абажуром янтарного цвета, сервировочный столик, на котором стоял его пузатый бокал с бренди, похожий на идеальный стеклянный шар.
Он расстегнул три верхние пуговицы своей форменной рубашки и допил третий «бренди Александр» — свежие взбитые сливки, такая роскошь теперь, были секретным компонентом, который придавал этой бурде тягучий сладковатый вкус.
Прежде чем подняться из кресла, Барнс сделал полный выдох. Несколько секунд он сидел неподвижно, прогоняя головокружение, рука его покоилась на обитом бархатом подлокотнике. Он был во власти алкоголя, которым напитал себя. Теперь весь мир превратился в изящный стеклянный шар, и Барнс парил вдоль его стенок на чуть колеблющемся облаке бренди.
Этот дом принадлежал когда-то Боливару, рок-звезде. Был его изящным загородным убежищем. Когда-то за этот дом заплатили восьмизначную сумму. Барнс смутно помнил, какая вонь поднялась в прессе, когда Боливар приобрел особняк у какого-то разорившегося аристократического семейства. Это событие вызвало искренний интерес, потому что подобная покупка никак не укладывалась в представление о готе-шоумене. Но таким уж был мир, пока все не покатилось в тартарары: рок-звезды великолепно играли в гольф, рэперы — в поло, а актеры-комики коллекционировали предметы современного искусства.
Чуть покачиваясь, Барнс подошел к высоким стеллажам, остановился перед коллекцией старинной эротики, собранной Боливаром. Он взял большой, красиво переплетенный номер «Перл»,
[23]
открыл его на стоящей поблизости конторке. Ох уж эти викторианцы. Столько садомазо. Затем вытащил переплетенный вручную фолиант, больше похожий на альбом для фотографий, чем на обычную книгу. Здесь на плотные бумажные страницы были наклеены старинные фотографии. В отпечатках сохранились остатки серебряной эмульсии, и Барнс старался, чтобы она не попадала ему на пальцы. Он был приверженцем традиций, приверженцем старинного мироустройства и сексуальных позиций с доминированием мужчин. Он представил себе раболепную женщину.
Наконец настало время четвертой и последней порции бренди. Он взял трубку внутреннего телефона и позвонил на кухню. Кто из его привлекательных прислужниц принесет ему сегодня пресловутую четвертую порцию «бренди Александр»? Будучи господином в доме, он имел возможность (а в определенном состоянии подпития и изобретательность) воплощать свои фантазии в жизнь.
На звонок никто не отвечал. Экая дерзость! Барнс нахмурился, повесил трубку, набрал кухню снова, решив, что в первый раз ошибся номером. И опять никто не ответил. Вдруг он услышал громкий звук где-то поблизости в доме. Наверно, подумал он, его просьбу предвосхитили и ее сладкое воплощение уже за дверью. Он ухмыльнулся пьяной улыбкой и, положив трубку на старомодный рычаг, направился по мягкому ковру к большой двери.
