— Скрантон, — сказал Фет, проехав указатель на 81-ю федеральную, ведущую на север. — Не думал, что будет так просто.
— Путь впереди неблизкий, — напомнил Эф, глядя в окно на несущуюся мимо тьму. — Что с бензином?
— Пока ничего. Не хочу останавливаться вблизи города.
— Это правильно, — согласился Эф.
— Сначала переберемся через границу штата в Нью-Йорк.
Эф разглядывал Скрантон, пока они неслись на север под часто расположенными виадуками. Он увидел горящий вдали квартал и подумал о том, что, может быть, есть и другие не смирившиеся, кроме них, борцы меньшего масштаба в малых городских центрах. Его внимание привлекал редкий свет в окнах, и он размышлял о том отчаянии, которое царило в Скрантоне и похожих малых городах по всей стране, по всему миру. И еще он подумал, что где-то тут может находиться кровезаборный лагерь.
— Должен быть список фасовочных предприятий «Стоунхарт корпорейшн», полный перечень с указанием расположения кровезаборных лагерей, — сказал Эф. — Когда закончим, придется еще немало поработать, освобождая людей.
— Еще бы! — кивнул Фет. — Если все будет так, как с другими Патриархами, то клан Владыки вымрет вместе с ним. Исчезнет. Люди в лагерях не будут знать, что с ними случилось.
— Да, распространить информацию будет нелегко, ведь массмедиа нет. По всей стране станут появляться маленькие герцогства и феодальные владения. Каждый попытается взять бразды правления в свои руки. Я не уверен, что демократия расцветет сама.
— Да, — согласился Фет. — Будет непросто. Работы предстоит много. Но давай не будем бежать впереди паровоза.
Эф посмотрел на сидевшего рядом с ним мистер Квинлана, обратил внимание на кожаную сумку между его ног.
— И вы умрете вместе со всеми остальными, когда Владыка падет?
Когда Владыки не станет, не станет и всех тех, в ком течет его кровь.
Эф кивнул, ощущая жар ускоренного метаболизма полукровки.
— И ничто в вашей природе не противится тому, что вы фактически способствуете собственному уничтожению?
А вы никогда не делали ничего такого, что шло бы вразрез с вашими интересами?
— Нет, не думаю. Я наверняка не делал ничего такого, что могло бы убить меня.
На карту поставлена вещь более важная. К тому же месть — исключительно сильный побудительный мотив. Жажда мести пересиливает инстинкт самосохранения.
— А что у вас в этой кожаной сумке?
Вы наверняка уже догадались.
Эф вспомнил камеру Патриархов под Центральным парком, их прах в сосудах из белого дуба.
— И зачем вы взяли прах Патриархов?
Вы не увидели этого в «Люмене»?
Эф ничего такого не видел.
— Вы собираетесь… вернуть их к жизни? Воскресить каким-то образом?
Нет, что сделано, то сделано.
— Зачем же тогда?
Затем, что это было предсказано.
Эф взвесил его слова.
— Что-то должно произойти?
Вас не волнует, как будут развиваться события в случае успеха? Сами сказали, вы сомневаетесь, что сразу расцветет демократия. На самом деле люди никогда не управляли собой сами. И так продолжалось много веков. Думаете, справитесь без посторонней помощи?
У Эфа не было ответа. Он понимал, что Рожденный прав. Чуть ли не с начала человеческой истории Патриархи дергали за ниточки. Каким будет мир без их вмешательства?
Эф смотрел в окно; далекий пожар — а пожар был серьезный — скрылся из виду. Как восстановить все это в прежнем виде? Возвращение к нормальной жизни представлялось невероятно трудной задачей. Прежний мир был безвозвратно утрачен. На миг его даже одолело сомнение — а стоит ли игра свеч?
Конечно, сказывалась усталость. Но то, что прежде представлялось концом всех бед (уничтожение Владыки, возвращение планеты в руки людей), на самом деле станет началом новой войны.
Закария и Владыка
Ты предан мне? — спросил Владыка. — Ты благодарен мне за все, что я тебе дал, за все, что показал?
— Да, — ответил Закария Гудвезер, не усомнившись в ответе ни на мгновение.
За сыном наблюдало паукообразное подобие Келли Гудвезер, пристроившись поблизости на карнизе.
Конец времен близится. Мы должны вместе определить, какой будет земля. Все те, кого ты знал (все те, кто был близок тебе), исчезнут. Ты останешься верен мне?
— Останусь, — ответил Зак.
Меня много раз предавали. Ты должен знать, что я хорошо знаком с механикой таких заговоров. Часть моей воли передана тебе. Ты отчетливо слышишь мой голос, а я в обмен посвящен в самые потаенные твои мысли.
Владыка встал и осмотрел мальчика. Он не почувствовал ни тени сомнения. Зак испытывал трепет перед Владыкой, и его благодарность была искренней.
Однажды меня предали те, кого я имел основания считать самыми близкими. Те, с кем я делил саму плоть, Патриархи. У них не было гордости, не было истинного желания. Они были готовы прожить свою жизнь в тени. Они винили меня в том, что мы такие, какие мы есть, и искали убежища среди человеческих отбросов. Они считали себя всесильными, а были слабаками. Они искали союзников. А я искал господства. Ведь ты понимаешь, о чем я?
— Снежный барс, — сказал Зак.
Именно. Все взаимоотношения основаны на силе. Преобладание и подчинение. Третьего не дано. Ни равенства, ни близости, ни совместного правления. В королевстве может быть только один король.
И тут Владыка с точным расчетом посмотрел на Зака (изображая человеческую доброту, как, по мнению Владыки, она должна была выглядеть), а потом добавил:
Один король и один принц. Ты понимаешь и это, сын мой?
Зак кивнул, принимая и мысль, и титул. Владыка внимательно следил за каждым жестом, каждым движением мышц на лице мальчика. Он чутко прислушивался к ритму его сердца, следил за пульсом сонной артерии. Мальчик был тронут, возбужден этими показными узами.
Снежный барс в клетке был иллюзией, которую ты должен был уничтожить. Решетки и клетки — признак слабости. Несовершенные меры управления. Кто-то может считать, что они существуют для того, чтобы покорить находящееся внутри существо — унизить его, но со временем приходит понимание, что они для того, чтобы держать это существо в отдалении. Они становятся символом твоего страха. Они ограничивают тебя в той же мере, что и зверя в клетке. Только твоя клетка больше, а свобода барса ограничена решеткой.
— Но если ее уничтожить, — сказал Зак, продолжая мысль, — если ее уничтожить… то не остается никаких сомнений.
Поглощение — высшая форма подчинения. Да. И вот теперь мы стоим вместе, и остается сделать лишь шаг к безграничной власти. Абсолютного подчинения земли. И потому я должен быть уверен, что между мной и тобой ничего не стоит.
