– Я буду оставлять вас наедине сколько угодно, – умоляюще сказала Клер.
– О, вам это не удастся, как бы вы ни старались… Кроме того, вы мне сказали, что намерены поддерживать с Кристианом чисто духовные дружеские отношения. Так вот, поверьте, что ежедневное общение с влюбленной парой отнюдь не благоприятствует этому желанию.
Клер вдруг вспомнила приезд в Сарразак Блеза и Катрин и то беспокойное любопытство, которое ей, еще девочке, внушило выражение «медовый месяц».
– Значит, вы снова сильно влюблены, Эдме?
– Безумно влюблена.
– И это… чувственная любовь?
– Конечно чувственная.
– Как странно! – с легким раздражением сказала Клер. – Я-то была уверена, что женщина может влюбиться только один раз в жизни, если ей вообще суждено найти предмет своей любви. Мне казалось, что женщина предназначена только одному, определенному мужчине. И если ей посчастливилось, как вам, встретить такого в молодости и выйти за него замуж, этот человек оставляет на ней нестираемую печать.
– Это верно, – ответила Эдме, – но не такую, какой вы ее представляете. Вы слишком рассудочно к этому подходите, дорогая. Дайте же себе волю. Это ведь так просто, так естественно…
Женщины не любят признавать себя побежденными. Клер продолжала искать необходимую ей дуэнью, как вдруг ее неожиданно осенило: мисс Бринкер! Разумеется, она могла бы пригласить и мать, но поселить под одной крышей госпожу Форжо и Кристиана Менетрие… нет, это было немыслимо. Приземленное здравомыслие мадам Форжо будет шокировать Кристиана; незаурядный интеллект Кристиана утомит мадам Форжо. А мисс Бринкер, привыкшая к скромной, отшельнической жизни, не станет особенно стеснять их. Она посидит с ними за столом, сразу после этого исчезнет и весь день будет заниматься Альбером-младшим. Клер написала ей. Через три дня пришел ответ: «Когда вы вышли замуж, я была счастлива, что ваша матушка предложила мне жить с ней, но Сарразак – такая глушь, и я очень довольна тем, что увижу Бретань. Мы могли бы гулять с вами вместе, чтобы еще чуточку усовершенствовать ваш английский…»
А госпоже Форжо мисс Бринкер сказала:
– Не правда ли, это странно, что муж Клер отправился в круиз без нее? Ах уж эти мужчины!..
Она не договорила, но в глубине души испытывала некоторое удовлетворение оттого, что действительность подтвердила ее мрачные предсказания. Было решено, что она приедет в Париж к концу июля, а затем отправится на машине вместе с Клер из Версаля на мыс Фреэль.
Когда мисс Бринкер прибыла в Париж, Клер ей сказала:
– Я жду в гости одного из друзей мужа; он приедет второго августа к нам в Бретань. Его зовут Кристиан Менетрие. Вы часто слышали от меня отзывы о его книгах. Я предложила ему остановиться у нас, чтобы он мог спокойно работать.
– What? – воскликнула мисс Бринкер. – Do you mean to say he’ll stop sereval days?
[87]
Он приедет на мыс Фреэль и будет там жить вместе с нами?
– Да, и проживет столько, сколько захочет. Я думаю, весь месяц.
– Really? – спросила мисс Бринкер. – Don’t you fear people will start gossiping about you?
[88]
– Меня мало волнует, что скажут люди, – ответила Клер. – Главное, чтобы моя совесть была спокойна.
XXXIV
Дневник Клер
5 августа 1923. – Тяжелая атмосфера. Но не по вине Кристиана – во всем мире нет человека, с которым так легко было бы ужиться, как с ним. Однако я чувствую немое осуждение окружающих. Мисс Бринкер и няня Флойд, даром что разделяемые кастовыми предрассудками, объединились против нас. Оноре подает на стол, презрительно отворачиваясь. Шофер Эжен останавливает машину на обочине под палящим солнцем и долго копается в моторе без всякой видимой причины, с единственной целью – наказать меня. Но все это мне совершенно безразлично: я не делаю ничего дурного и я счастлива. Кристиан – чудеснейший друг. О чем бы он ни говорил – о своей личной жизни, о работе, – я готова без конца слушать его. Какое это счастье – каждый вечер слушать, как он выстраивает сцену, которую напишет завтра; а на следующий день – слушать, как он ее читает, уже написанную. Вчера, когда Бринкер наконец-то ушла спать (было около полуночи), Кристиан предложил мне короткую прогулку при лунном свете. Мы подошли к прибрежной скале и сели там на скамью бок о бок. Внизу океан катил свои волны, обрушивая их на берег под перестук морской гальки. Сильный ветер пригибал к земле высокие травы. Я вздрогнула от холода, и Кристиан обвил мои плечи рукой, словно теплой шалью, а я опустила голову ему на плечо. Мы долго сидели так, застыв в полной неподвижности. О, какое необыкновенное ощущение сладкого ожидания! И как я ему благодарна за то, что он не позволил себе более смелых жестов!
6 августа 1923. – Повезла Кристиана в Броселиандский лес. В момент отъезда мисс Бринкер неотступно вертелась возле нас, но я сделала вид, что не замечаю ее. Альбер-младший тоже захотел «покататься на машинке» и заплакал, когда я отказалась взять его с нами. Я бы и не прочь доставить ему это удовольствие, но он помешал бы нашему разговору, а у меня возникла новая идея: побудить Кристиана когда-нибудь оставить свои вечные греческие мифы и выбрать темой творчества кельтские и французские легенды. Я показала ему дуб Мерлина и поведала историю Вивианы, околдовавшей колдуна. Вначале он слушал довольно рассеянно, но потом вдруг встрепенулся и воскликнул с радостным оживлением, которое привело меня в восторг:
– Ну да, вы совершенно правы; здесь таятся богатые возможности!
Я обожаю этот миг, когда в нем молниеносно вспыхивает творческий огонь. На обратном пути я призналась ему, что мечтаю о том дне, когда он напишет французского «Парсифаля» (или, вернее, «Персеваля»), ибо этот сюжет – квинтэссенция непорочности.
– О, святая простота! – ответил он. – Неужели вам неизвестно, что представляют собой Грааль и копье?
– Ну, еще бы не знать! Грааль – это чаша, из которой Иисус Христос пил вино на Тайной вечере. А копье… Это то самое копье, что пронзило ему бок на кресте.
– Да, именно таково христианское истолкование этих символов, – сказал Кристиан, – но оно возникло много позже. В священных же текстах Грааль отсутствует. На самом деле речь идет о древнейшем культе плодородия, а копье и чаша соответствуют органам размножения, мужскому и женскому.
С любым другим я бы жестоко поспорила, но Кристиану я перечить не смею.
По возвращении домой я наткнулась на мисс Бринкер, пребывавшую в самом отвратительном настроении. В конце концов я спросила, что с ней.
– You know very well, – горько ответила она, – that I love sightseeing. There was nothing I wanted more than to see Marlin’s forest.
[89]
