Потрясение, которое она испытала, было таким сильным, что
она пока не чувствовала ни боли, ни горя – только леденящий ужас. Кружилось
перед взором какое-то огненное колесо, беспрерывно замыкая роковой круг ее
жизни, сводя воедино начало и конец ее злоключений.
А и впрямь! Они повенчались с Алексеем – и в??т наконец брак
их воистину свершился. Она спаслась из Волги – и вот бросилась в море сама,
чтобы найти наконец погибель в пучине, когда-то отвергнувшей ее.
Мысли беспорядочно толклись в голове. Откуда-то появлялись,
сменяли друг друга лица, лица: тетушка и сестрица Лисонька, Анзан и тут же
Гоар, Баграм, и Хонгор, и Леонтий, и Эльбек, и Гюрд, бледный, недобрый. Ей
казалось, что не усталость и холод сковывают движения, а проклятия, которые
тянулись за нею всю ее жизнь подобно зловещим теням, теперь тащат ко дну
подобно камням. Все эти люди, кои погибли из-за нее, все загубленные ею души…
Вот и ответ Баграму: не благословение, но проклятие вынесла она из подземелья
там, в далеком Эски-Кырыме. И это проклятие настигло ее. Наконец-то!
Она невольно двигалась в воде, посылая вперед обломок
дерева, но понимала, что скоро силы иссякнут, и это понимание не вселяло в нее
страха. Сознание мутилось, она давно утратила понятие о времени и только тупо
удивилась, обнаружив, что поднялся ветер и вокруг вздымаются пенные валы. Волны
швыряли ее, как Судьба, передавали ее одна другой, словно торопились принести
куда-то, словно им было не все равно, где сомкнутся ее веки и отлетит душа.
Алексей… что-то кольнуло в сердце. Он никогда не узнает!
Вспомнилось его лицо в полутемных сенях Елагина дома, где
впервые поцеловала его, раненого… сам домик на Егорьевской горе, а внизу, под
обрывом, сизая Волга, светлый призрак Печерского монастыря в слепящих
рассветных лучах, белый туман над рекой. Золотые осенние метели, белые
змейки-поползухи, первая пороша, запах снега, алые закаты над Окой. И косы
берез, синие глаза журавельника на откосе, теньканье синичек за морозным
стеклом. Все, все, что значило – Россия! Ее страна – покинутая, забытая, как
сон, оставленная где-то далеко, далеко, спящая под снегом, звенящая птичьими
трелями, цветущая лугами… единственная!
Еще одна волна подняла ее, и Лиза, запрокинув голову,
увидела совсем близко жаркий взор солнца, глядящего на нее с просторного,
прозрачного неба. И воззвала с последним трепетом сердца, в последнем проблеске
гаснущей жизни:
– Господи! Господи! Хоть еще раз, молю тебя… хоть раз увидеть
Россию…
Это было то самое мгновение, когда Всевышний отверз слух
свой к мольбам малых сих.
