Однажды пехливан
[97]
по имени Салсал,
завершая свое путешествие, прибыл на аккерманскую землю. И что же он увидел?
Место для крепости, вода и воздух которого приятны, однако неподалеку
находилось пристанище джиннов… Тотчас собрав святых мудрецов, Салсал по всем
правилам колдовства и науки изготовил для джиннов великий талисман и начертал
на нем: «Пусть снова обитают они в Камрал-куме и, помилуй Аллах, пусть не ходят
они на сынов Адамовых
[98],
а сыны Адамовы пусть не ходят на
них».
И с тех пор сия песчаная долина является местом, внушающим
страх и ужас, и вошедший в нее изумляется и поражается.
А место это будто песчаное море. Все время из песка
вспучивается множество бугров, потом они проваливаются, возникают в другом
месте… Величественное, внушающее ужас зрелище!
Однажды мы с несколькими друзьями, храбрыми воинами,
набрались смелости и, захватив связки камыша, двинулись туда, по пути втыкая
камышинки в песок, чтобы по этим вешкам возвратиться назад. Целый час бродили
мы по пескам, измученные, усталые. Некоторые из нас нашли в песке ятаганы,
блюда, чудесные, непонятные кубики, зеркала – это все были вещи джиннов,
которые ранее, несомненно, принадлежали самому Джамшиду.
Внезапно подул бесплодный ветер; он повалил камышинки,
которые мы воткнули в песок, наша дорога исчезла. Мы тотчас вскочили на коней и
понеслись в Аккерман, едва опередив страшную песчаную бурю, которую, конечно
же, на нас наслали джинны в отместку за то, что мы взяли их вещи.
Мы показали городским жителям найденное, и они возбужденно
рассказывали и объясняли: «Мы уже видели такие странные и удивительные
предметы. Некоторые смельчаки приносили их из песчаной долины!» А потом они
сказали нам: «Бросьте в огонь одну из найденных вами вещей, увидите, что
будет!»
Мы решили бросить кубик, ибо он был наименее красивым из
всего. И действительно, он не сгорел, не обуглился, не испортился. Жар огня
даже не подействовал на него! И когда мы вынули его из огня, то увидели, что он
холоден, словно кусок льда…
Многое из того, что было найдено в долине джиннов, мы
отправили к Августейшему Порогу, но и поныне у меня, недостойного, имеется тот
ятаган, который хорошо послужил во многих схватках, рубя головы гяурам
[99]…
Татаре закачали головами, зацокали языками. Лизе страсть как
хотелось, чтобы кто-нибудь попросил показать эти чудесные вещи.
Как вдруг ее словно по глазам ударило! Она внезапно
заметила, что под расписною стеною, как раз напротив потайных отверстий, стоит
какой-то человек. Лиза отшатнулась: на миг ей почудилось, что это
Гюлизар-ханым, обнаружив ее исчезновение, прибежала в диван… но почти тотчас
она поняла свою ошибку. Незнакомец очень напоминал великаншу, особенно ростом,
статью и огромными черными глазами, да и облачен он был в черные одежды, однако
это, несомненно, был мужчина с куцею бороденкою, тяжелым, полным лицом,
мясистым носом. И вот этот-то человек пристально всматривался в гляделки,
сквозь которые ему, конечно же, были видны чьи-то блестящие глаза…
Лиза не стала ждать, пока он очнется от столбняка, в который
его повергло недоумение. Она повернулась и кинулась бежать вниз по ступенькам,
но запуталась в длинных юбках, споткнулась, схватилась за стену, чтобы не упасть…
и тут что-то ожгло ей руку у локтя, да так, что Лиза невольно вскрикнула.
«Змея!» Мертвое, страшное лицо Леонтия промелькнуло в
памяти. Взглянула на свою руку и завизжала во весь голос, забыв обо всем на
свете от ужаса.
В свете факела Лиза увидела, что на ее руке сидит
отвратительное желто-зеленое чудище вроде огромной толстой сороконожки со
множеством коротких рыжих лап.
Тошнота подкатила к горлу, Лиза едва не грянулась оземь, но
тут страшная сороконожка скатилась с нее, и Лиза, прижимая к груди укушенную
руку, горящую, будто в огне, бросилась по подземному коридору.
Она пролетела почти полпути и вдруг увидела то, на что не
обратила внимания в первый раз: от более широкого основного хода влево
ответвлялся узкий рукав. Но даже и мысли о том, чтобы разведать этот путь, не
возникло у Лизы. В голове кружились огненные колеса, тошнило все сильнее, Лиза
боялась, что ноги откажутся служить и она упадет без сил, а если ее здесь
найдут, это верная погибель: сразу ясно, что она искала путь к побегу!
Теперь страх жег ее сильнее, чем даже боль. Она поняла всю
безумную опасность поисков подземных ходов, подглядываний, подслушиваний.
Жуткие, желтые, застывшие глаза Сеид-Гирея, чудилось, наползают на нее из тьмы
со всех сторон… Одно оставалось спасение: как можно скорее незамеченной
добраться до своих покоев и запереть потайную дверь.
Лиза уже и не помнила, как дотащилась до лестницы, как
вползла по ступенькам в опочивальню.
А вдруг дверь не сдвинется с места? Вдруг она закрывается
иначе, чем открывается?
Цепляясь за стены, Лиза добралась до окна, ухватилась за
чугунные лепестки, с невыразимым облегчением услышала тяжелое шевеление плиты
за спиною и упала беспамятная.
* * *
– Будь я магометанин, меня называли бы эффенди
[100],
но я презренный гяур, не пожелавший предать своей веры и омывший ее кровью, а
потому меня кличут Эбанай.
Черные глаза незнакомца, сидевшего на краешке постели,
ласково смотрели на Лизу.
Она недоверчиво приподняла брови:
– Эбанай? Но ведь это по-татарски повивальная бабка?
Он слабо улыбнулся:
– Вот именно. Я ведь врач – придворный лекарь господина
нашего, султана Сеид-Гирея.
– Это он прислал тебя сюда? – потупилась Лиза.
– Нет. Сестра моя, ты знаешь ее под именем Гюлизар-ханым,
привела меня, когда нашла тебя лежащей без чувств. Скажи, Рюкийе-ханым, что
случилось с тобой, почему сознание покинуло тебя столь внезапно?
Лиза покосилась на свою руку. Никакой боли, никакого жжения:
белая повязка источает дивную прохладу и аромат.
– Меня ужалила какая-то страшная тварь, – пробормотала
она, отведя глаза. – Желто-зеленая, огромная…
Эбанай кивнул, устремив задумчивый взор в окно.
