– Да ведь он спас меня! Я звала на помощь, и он пришел. Если
б не он, меня бы до смерти зажалили скорпионы. Кто-то запер двери в мыльню, я
не могла выйти, а в сагане были скорпионы, они расползлись, и…
Сеид-Гирей только бровью повел, и Гюлизар-ханым, вмиг все
поняв, метнулась в дом.
Лиза пыталась продолжать, но под взглядом Сеид-Гирея у нее
перехватило горло. «Он нам не головы отрубит, – поняла она. – Он нас
на кусочки разорвет, меня и этого бедолагу. Прямо сейчас!»
Но тут на ступеньки, словно легкая пушинка, снова вылетела
толстомясая Гюлизар-ханым и бухнулась на колени.
– О господин! В хамаме Рюкийе-ханым вместилище гибели!
Кто-то пустил туда не меньше трех десятков скорпионов и наглухо заложил дверь!
Ее хотели убить…
– Помни, Гюрд, спасая чужую руку, сам не хватайся за
змею, – чуть насмешливо произнес высокий, мягкий голос, и Лиза увидела
Баграма, которого прежде не замечала, хотя он тенью стоял за спиною Сеид-Гирея.
И тут же тон его стал серьезен. – Гюрд спас отраду твоего взора, о
господин. Смерть Рюкийе-ханым была бы ужасна и мучительна, ибо сейчас яд
скорпионов особенно страшен. Надо найти того, кто подстроил эту ловушку… – Он
вдруг осекся, и Лиза, проследив за его взглядом, успела заметить, каким серым
вдруг стал лоб Гюлизар-ханым под черным покрывалом.
«Что с нею?» – подумала мельком. Но тут заговорил
Сеид-Гирей, и ноги у Лизы задрожали, ибо она только сейчас сообразила, что спас
ее тот самый Гюрд Беязь, от которого так остерегал Баграм. Но почему у него
голубые глаза?
– Благодарю тебя, брат, – произнес Сеид-Гирей. –
Мне дорога жизнь этой женщины. – Он долго молчал, пытаясь справиться то ли
с яростью, то ли с волнением. Все, будто окаменев, ждали, когда он заговорит
вновь. – Сейчас я не могу найти слов, чтобы высказать свою признательность,
но позднее призову тебя, и ты узришь ее меру. А теперь я хотел бы остаться
наедине с Рюкийе-ханым. – Он подал ей руку и вдруг вскрикнул: – Что с ней?
Баграм обернулся и ахнул.
Лиза, в прозелень бледная, качалась, словно былинка на
ветру, ловя руками пустоту и изо всех сил стараясь не упасть. Сеид-Гирей
попытался подхватить ее, но она шатнулась от него к Баграму, уцепилась, как
утопающая за соломинку, обратив к нему лицо с посиневшими губами и лбом,
покрытым холодным потом. Руки ее тоже были холодны и влажны, и она вскричала
сквозь слезы голосом смертельно испуганного ребенка:
– Баграм! Мне плохо, мне…
Судорога прервала ее слова. Она согнулась в припадке
страшной рвоты, извергая на мраморные ступени черную смесь кофе, рахат-лукума,
шербета, нуги и прочих сладостей, которыми угощалась утром.
Лицо Сеид-Гирея вмиг сделалось столь же бледным, как лицо
Рюкийе, он взглянул на Баграма исполненным муки взором.
– Что это? Ее укусил скорпион?!
Баграм хотел что-то сказать, но не смог: горло перехватило.
Вместо него ответила Гюлизар-ханым:
– Нет, о господин! Рюкийе-ханым не отравлена, аллах
кемеретли! Она беременна!
«Аллах кемеретли! – Баграм опустил голову, чтобы скрыть
слезы, внезапно набежавшие на глаза. – Бог милостив! Бог милостив?..»
Глава 27
Три крика в ночи
– Не хочу, не хочу… не хочу!
Лиза подняла опухшее, землистое лицо и, с трудом шевеля
онемевшими губами, простонала:
– Помоги мне, эффенди Баграм! Помоги мне или, клянусь богом,
я удавлюсь вот этими шелковыми покрывалами, или перегрызу жилы на руках, чтобы
по капле выпустить всю свою кровь! Я не хочу этого ребенка, слышите? Я не хочу,
чтобы он родился!
Лиза со стоном уткнулась в подушку. Ей чудилось, что ее
завязали в мешок и бросили в воду и вот уже мокрая грубая ткань облепила тело,
вытесняя последний глоток воздуха… Все беспечные надежды на спасение вмиг
оказались беспочвенными, напрасными, а она сама навеки прикованной к этому
ложу, этим покоям, этому дворцу, этой жизни. К этому человеку! И еще более, чем
Сеид-Гирея, она ненавидела сейчас себя, свое тело за то, что в потоках
наслаждения не распознала проникновения отравы, коей долженствовало теперь
прорасти из ее чрева губительным сорняком. Этот день боли и страданий стал для
нее началом тяжкого очищения. Словно бы вместе с желчью и кровью из нее
изверглись нега и расслабленность последних месяцев. Не то грех, что она
позволяла телу роздых после своих долгих странствий; то грех, что она стала
находить наслаждение в рабстве, ибо при том, что на пиастры Сеид-Гирея было
куплено ее тело, на его изощренный и жестокий пыл чуть не стала куплена ее
душа. Теперь все осталось позади: сердечная привязанность, плотское томление…
Она словно бы уже чувствовала, как холодные, живые щупальца оплетают ее нутро,
ее сердце, и с новым воплем отвращения склонилась над тазом, который еле успела
подставить Гюлизар-ханым.
Наконец, до дрожи обессиленная, она откинулась на подушку,
прикрыла покрасневшие глаза. Подошел Баграм, поднял похолодевшую руку Лизы,
стиснул вялые пальцы.
– Как ты думаешь, Рюкийе, почему тебя так страшно рвет?
Из-под вспухших век выползла слезинка.
– О нет, моя милая, я вовсе не хочу растравить твои раны!
Знаю, что тошнота и рвота в начале беременности – самое обычное дело. Но… мне
кажется, ты забыла, что я эбанай, повивальная бабка! Можешь мне поверить, что я
ожидал твоей беременности: семя этого могучего бугая, Сеид-Гирея, всегда готово
прорасти в благодатной почве! И я даже знал твои месячные дни…
Лиза с трудом открыла измученные глаза, и краска медленно
взошла на ее смертельно бледное лицо.
– Ты не должна стыдиться меня, Рюкийе. По возрасту я гожусь
тебе в отцы, я лекарь… к тому же не мужчина. Уже несколько дней я подмешиваю в
твое питье капли тентю-хара, сок красных можжевеловых ягод, спорынью, полынь,
пижму. Это очень сильное средство, но, увы, ничего, кроме обильной рвоты, оно
пока не вызвало. Оно бессильно выкорчевать цепкий росток из твоего тела; все
равно как если бы я желал охладить пылкость к тебе Сеид-Гирея. Знаю, достоверно
знаю одно: тебе не выносить этого ребенка. Звезды отвратили от него свои взоры,
как ты отвратила свое сердце от его отца. Однако же мне неведомо, когда твое
чрево извергнет сей плод.
– Я не хочу ждать! – От слов Баграма у Лизы втрое
прибыло сил. – Не хочу! Что мы еще можем сделать?
Баграм быстро, словно бы в нерешительности, оглянулся на
Гюлизар-ханым, и глаза у нее будто стали еще больше от страха, ибо то, что
прочла она на лице брата, безмерно напугало ее.
– Думаю, русские женщины тоже знают, что можно попариться в
бане, чтобы вызвать выкидыш. Кроме того, есть еще одно средство…
– Я готова. – Лиза рывком села, откинула покрывало,
спуская на пол дрожащие ноги. – Пойдем прямо сейчас.
