Порой Другая спускалась на землю и изучала понравившееся место. Встречала людей, разговаривала с ними, спрашивала их имена. Некоторые образы, услышав просьбу, быстро растворялись в воздухе. Мне открылся особый закон: назвавший свое имя был готов к встрече в следующем сновидении. Имя создавало связь. К сожалению, я не занималась развитием люцидных снов, не исследовала тонкий мир, в чем совершенствуются некоторые умельцы, способные видеть даже коллективные и очень длительные сны. Мои осознанные сны были шалостью, детской игрой. Чтобы превратить их в искусство, мне не хватало накопленной энергии и особых знаний. Во время болезни, нервных переживаний способность сновидеть исчезала – недоставало внимания, чтобы уловить момент перехода и сохранить сознание.
Вот и теперь – уже долгое время подобные грезы не навещали меня. Я мечтала вызвать образ моего друга и задать ему вопросы, о которых забывала в простых снах.
День за днем я усиливала это намерение, ночь за ночью перед отходом ко сну я засыпала с внутренним приказом проснуться во сне и попытаться отыскать его. Но пока не получалось. Физическая оболочка была сильно истощена, я проваливалась в бессознательное. И даже утром, когда вероятность уловить тонкую грань перехода и сохранить сознание наиболее велика, мои попытки оказались безуспешны.
И когда я полностью опустила руки и поняла, что разучилась создавать сны, чудо произошло! С заметным усилием я поднялась над кроватью, села и медленно встала на ноги. Постепенно сквозь закрытые глаза проступили образы окружающей обстановки, Я-Другая шла по комнате, ощупывая попадающиеся на пути предметы, стены, изгиб подоконника и, наконец, твердость оконного стекла. Руки привычно провалились сквозь него. Подпрыгнув, как перышко, я взлетела на подоконник, пройдя сквозь стекло как через плотную пленку, и повисла под окном, держась за раму одной рукой.
Всегда немного страшно отпустить руку и позволить себе полет или мягкое падение. Именно в этот момент тело охватывает ни с чем не сравнимое блаженство и покой; кажется, что наступила очередная смерть и пора вернуться домой, в заветный мир покоя и света.
Итак, ко мне вернулась способность создавать сон. Если научусь как можно дольше сохранять пограничное состояние, то попытаюсь найти Фитцджеральда.
Важно узнать имя, которое он носит там, в астральном мире.
Уходя, мы теряем тело и имя, которых множество в наших временных воплощениях. Остается лишь Я, накопившее опыт всех прежних жизней. Оно должно откликнуться на то имя, которое наиболее соответствует его истинной сути в текущий момент.
Вызвав его образ, необходимо задать вопрос, который логичен в реальном мире, но редко произносится в тонком: необходимо спросить имя.
И это не было простой задачей. Прошло много времени и безуспешных попыток, выбросов из сна, пока я осознанно высказала намерение увидеть Его. Сложно дать приказ подсознанию, когда оно привыкло безраздельно властвовать. Трудно вложить в него всю силу желания, не отвлекаясь на постоянно возникающие и мешающие задуманному образы и видения. Тем не менее мне удалось произнести волшебное слово – «Хочу». Оставалось ждать.
Постепенно образы, похожие на моего друга, стали все чаще появляться во снах, но стоило мне приблизиться – видение размывалось, рисунок искажался, и человек, вначале принятый мною за Фитцджеральда, оказывался незнакомцем. Я бродила среди вызванных фантомов как в лабиринте.
И наконец пришел долгожданный сон.
Я удивилась его реальности, спутав с пробуждением.
Тело чувствовало каждую клеточку и полностью контролировалось сознанием. Я слышала аромат цветов, пение птиц и теплоту легкого летнего ветерка. Соткался незнакомый город, но как ни пыталась я прочесть название улиц, не удавалось. Латинские буквы на потрескавшихся от времени старых щитках разбегались и меняли свое положение.
Диковинная архитектура города не существовала в действительности. Вокруг меня возвышались многоаркадные дома, украшенные спиральными, уносящимися ввысь колоннадами.
Я слышала голоса людей, но они не привлекали внимание. Я проходила мимо, не вглядываясь в их лица; они проплывали размытыми фантомными пятнами. Я шла на плач, тихий, бесконечно грустный плач ребенка. И в конце концов увидела худенького мальчика с взъерошенными светлыми волосами. Он сидел на краю пересохшего фонтана. Маленькое тельце вздрагивало от рыданий. Малыш низко опустил голову, размазывая по щекам слезы. Чувство бесконечной жалости захлестнуло меня, я присела на корточки и дотронулась до щупленького плечика:
– Солнышко, что случилось с тобой, кто-то обидел? Почему ты так горько плачешь?
Он молчал, растирая слезы грязными кулачками, не поднимал глаз. Правда, плакать перестал, лишь тихонько хныкал. Бедное одинокое маленькое создание. Я погладила его по мягким, как пух одуванчика, волосам.
Мальчик всхлипнул и наконец взглянул на меня нереально взрослыми глазами. Он внимательно смотрел и молчал, я же была потрясена выражением его лица. Скорбный лик как будто не принадлежал ребенку. Боль в его глазах рождала странную иллюзию. Малыш перестал плакать. Я в свою очередь также не могла отвести взгляд. В тонком мире мы узнаем друг о друге абсолютно все, вступив в физический или визуальный контакт. Маленький мальчик смотрел на меня глазами Фитцджеральда.
Вот он – долгожданный шанс, главное, не разволноваться, не поддаться эмоциям, которые могут моментально вынести в реальность. Я отвела от ребенка глаза и, не фиксируя на нем взгляд, задала самый важный вопрос:
– Как твое имя?
Мальчик вздрогнул, но сохранил молчание. Тогда я, стараясь не смотреть ему в глаза, взяла маленькую ручку и прижала пальчики к губам.
– Помнишь, я обещала, что ты будешь плакать только от радости? Скажи мне свое имя.
Я видела, что плечи мальчика дрогнули, он опустил голову, прерывисто вздохнул и тихо произнес:
– Меня зовут Том. Я потерялся и не знаю, где моя мама. Вы ее не видели? Она очень красивая… – его голосок задрожал, малыш готовился снова захныкать.
– Не надо плакать, Том, ты уже большой мальчик. Иди ко мне, я отведу тебя домой.
Я взяла на руки почти невесомое тельце; малыш обнял меня за шею, но продолжал дрожать и жалобно всхлипывать.
Ощущение неземного блаженства пронизало меня насквозь, когда я прижала его к груди и вдохнула медово-молочный запах волос.
– Все будет хорошо, Том, сейчас найдем маму.
И мы пошли по улице, в надежде, что соткется ее образ. Но чем дольше я шла, тем меньше ноги слушались меня – они налились свинцом, то и дело увязали в брусчатке, каждое движение предполагало невероятные усилия. Но эту интересную уловку сна я знала очень давно, ее можно легко обойти, стоит лишь повернуться и начать идти задом наперед. Поверьте, это правило всегда срабатывает. Сны – иллюзии-перевертыши, они предполагают нестандартные решения. По мере того как я передвигалась по улице, пятясь назад, малыш на моих руках менялся, я не видела, как именно, но он становился тяжелее, а под конец я уже не могла его удержать и без сил опустила на землю.
