– Круто вы о них, – улыбнулся Серегин.
– А как же иначе? – хмыкнул старик. – Дебилы, они и есть дебилы, вдобавок еще все и в армии советской служили, были там отличниками боевой и политической подготовки… А теперь носятся по городу как безумные, и у каждого придурка только одна мечта – где бы автомат достать… Общаться с ними невозможно, потому что мозги не развиты, там по три извилины всего, извиняюсь за выражение: «жрать», «ебаться» и «боюсь». Все, больше они ни о чем думать не способны.
Журналист не выдержал и рассмеялся, а Барон остался абсолютно серьезным.
– На самом-то деле это все не так смешно, как кажется… Мы – в наше время – по понятиям жили, старались головой думать, и при нас кровушка не лилась рекой, как сейчас… Убийство было делом чрезвычайным, и серьезные люди никогда на него не шли… Ну почти никогда… Даже мента нельзя убить было… А сейчас всем все равно, какую работу делать – мокрую, не мокрую, – лишь бы схватить кусок послаще… Наши традиции уходят, их разрушают те, кому выгоден сегодняшний беспредел.
– Вы считаете, это целенаправленно делается? – быстро спросил Серегин.
Юрий Александрович пожал плечами:
– Не знаю… Я вам одно только скажу: крепкий уголовный мир, со своими законами и понятиями, с традициями и без беспредела, он возможен только в сильной стране. А кому нужна сильная Россия? Да никому – ни Англии, ни Франции, ни Америке… Им как раз слабая Россия нужна – спокойнее будет…
– Это точно, – вздохнул журналист. – Здесь я с вами полностью согласен… Но ведь не считаете же вы, что всех этих беспредельщиков к нам западные разведки засылают?
– Нет, конечно, – покачал головой Барон. – Они все наши, отечественные… Другое дело, кто условия такие создал, чтобы все эти бакланюги позорные на свет Божий повылезли… Вам, наверное, странно такие слова от меня слышать? Действительно, я – вор, и криминала в моей жизни было достаточно… Но, видите ли, я всегда полагал, что уголовный мир – он должен быть маленьким, а не всепоголовным… Воровать и сидеть за это время от времени должны только те, кому такое по судьбе положено. А сейчас – оглянитесь… Я не хочу ни на кого намекать, но ведь нынче не крадут только те, кому на рабочем месте взять нечего. При этом воров-то настоящих, профессионалов почти не осталось, сплошные крадуны какие-то… Им бы работать, но как на эту зарплату прожить? Вот и катится этот снежный ком по России-матушке… И скоро за ее границы выкатится… Знаете, мне иногда кажется, что скоро снова будет железный занавес, только на этот раз его уже Запад установит из страха перед нашим беспределом.
– И какой же выход? – спросил Серегин, доставая пачку сигарет. Видно было, что парню очень хочется закурить, но он, очевидно, вспомнив, что ему рассказывали о болезни старика, смутился и быстро убрал курево обратно в карман.
– Да вы курите, не стесняйтесь, – махнул рукой Юрий Александрович. – Мне тут таким дышать приходится, по сравнению с этим немного табачного дыма – просто мелочь. Да и мне понюхать приятно бывает – я уже давненько бросил, а все-таки тянет…
– Спасибо. – Журналист снова достал пачку «Кэмела», но сигарету не вынул. – Я попозже, когда уж совсем невтерпеж станет…
Нет, положительно этот парень нравился Барону… Но все равно – сразу говорить ему что-то нельзя, пусть попривыкнет, заинтересуется… Да и как сказать-то? Наверняка ведь Колбасов разговор слушает… Хорошо еще, если один Колбасов…
– Какой выход? – переспросил Юрий Александрович. – Лично мне кажется, только один – жесткость и жестокость. Иначе ничего сделать нельзя будет. Вся страна развалится и запылает, как при Николае Втором, которого почему-то Кровавым прозвали. Какой же он Кровавый? Тряпка безвольная, упустил Россию, твердости не проявил… Правильно сделали, что его расстреляли. То есть семью-то, конечно, зря: жену, детей – это просто зверство какое-то, – а вот самого Николая мне нисколько не жаль. Кстати говоря, у нас страна испокон веков на костях строилась и только тогда вперед и двигалась, когда правитель жесткость проявлял. Да сами посмотрите – и Петр Первый костями беглых наше болото вымостил, и Йоська трупами зеков Беломорканал прокладывал… А БАМ? БАМ-то Ленька тоже строил нашими, зековскими, руками… Вы со мной не согласны?
Серегин промолчал: видно было, что ему не очень понравилось, что сказал старик насчет необходимой государственной жесткости. С другой стороны, скажи старику, что не разделяет его точку зрения, он вообще замкнется, обидится и не станет говорить. Сенсация сорвется… Все эти сомнения Барон легко прочитал на лице парня и внутренне улыбнулся, ожидая ответа. Журналист все-таки достал сигарету, закурил и, выпустив дым в сторону, наконец сказал:
– Не согласен, Юрий Александрович… Жестокость порождает только жестокость… Конечно, бывают ситуации, когда ее надо применять… Но жестокость как государственная идеология – это мы уже все проходили… Пострадают и правые, и виноватые, и просто случайные люди… Мне кажется, нужно людей воспитывать, вести просветительскую работу… Ну и одновременно с этим, конечно, бороться с бандитизмом силовыми методами, но только на законных основаниях, только гласно, только подконтрольно… А иначе государство само превратится в такого же бандита-беспредельщика…
– Долго это – воспитывать-то, – усмехнулся Барон. – Пока до воспитуемого дойдет – он воспитателя пять раз уделает… Неужели вам самому никогда не хотелось быстро справедливость восстановить – как вы ее понимаете? Не дожидаясь, пока так называемый государственный закон раскачается? Я читал вашу заметку про оперка, который золотишко у граждан скупал… Вас же никто не заставлял его подлавливать? Могли просто сообщить куда положено, чтобы все шло законно и официально…
– Да, – невесело усмехнулся Серегин, – мог бы, конечно… Результат был бы, наверное, такой же – капитан-то этот до сих пор работает в угрозыске, ничего с ним не сделали, даже не наказали никак… А вот меня несколько раз пытались на допросы дернуть… Да, ловко вы меня поймали, Юрий Александрович, действительно очень часто хочется самому справедливость восстанавливать и разных гадов карать по собственной совести… Но ведь я не представитель власти, не государственный чиновник. С меня и спрос другой. Я – журналист, работаю в независимой газете, принадлежащей трудовому коллективу… Мне еще простительно бывает действовать по-партизански…
Журналист лукаво улыбнулся, и старик подумал, что парень-то, похоже, действовал «по-партизански» не раз и не два, да и останавливаться, судя по всему, не собирается… Юрию Александровичу Серегин нравился все больше и больше. Барон специально подбрасывал ему разные дискуссионные темки – смотрел, как прореагирует… Хорошо парень сказал насчет государственной жестокости, Михеев и сам думал примерно так же, а все темы насчет Петра Первого и Иосифа Виссарионовича прогнал нарочно, потому что если бы журналист с ним согласился – тогда стоило бы еще очень хорошо подумать, прежде чем довериться ему… Однако экзамен, о котором газетчик ничего не подозревал, еще не кончился, вор хотел протестировать его еще глубже, слишком уж велики были ставки в этой игре… Тем временем Серегин загасил недокуренную сигарету, уселся поудобнее, подперев щеку рукой, и попросил:
