– Не верь ментам, – шептал Юрий Александрович. – Они меня на «Эгину» раскручивают нелегально, без предъявления… Значит, не в музей вернуть хотят, а Мишке с Антибиотиком.
– Кто такой Антибиотик? – не понял Серегин, но вор, досадливо сморщившись, только рукой махнул:
– Потом! Колбасов – пешка, он всей «темы» не знает, у них где-то на самом ментовском верху прикрытие, только я не знаю кто…
Юрий Александрович вдруг с усилием сглотнул, словно у него ком встал в горле, казалось, вот-вот захлебнется кашлем, но усилием воли старик подавил приступ и снова зашептал:
– Мне один хер помирать, я-то пожил, а они за Рембрандта Ирку мою замочат… У нее картина, понял? Забери у нее холст, устрой шум, пресс-конференцию сделай: чем больше кипеж поднимется – тем лучше, тем больше шансов, что «тему» эту не замнут, а размотают… Глядишь, и до Витьки нитка доведет…
– Какого Витьки? – В глазах журналиста мелькнуло сомнение, и старик понял, что его торопливый шепот может показаться парню бредом безумца.
– Времени нет, паря, ты не думай, я не тронулся, просто сказать тебе много надо, а все объяснить не успею… У Ирины спросишь, она остальное доскажет… Придешь к ней, скажешь, что послал тебя Юра, главный эксперт по экспроприации антиквариата – она меня так называла, понял? Потом скажешь, что глаза у нее, как у ренуаровской «Актрисы», запомнил? Это как пароль будет, что ты действительно от меня…
Недоверия в глазах Серегина стало меньше, и он кивнул старику:
– Понял… Где мне вашу жену искать?
Барон снова стал задыхаться, лицо его налилось малиновой краской, и он еле слышно просипел:
– Она в Эрмитаже работает, ее фами…
Старик не успел договорить, он буквально подавился разрывавшим его легкие кашлем, в последний момент закрыв рот ладонью… Худое тело Барона выгнулось, словно от нестерпимой боли, и он не то чтобы закашлялся, нет, кашлем это назвать нельзя было, это был какой-то жуткий нутряной крик, хрип, вой, рвавшийся из горла вместе с мокротой и кровью… Юрий Александрович дернулся на стуле, схватился за грудь рукой и упал на пол, продолжая хрипеть. Серегин же подскочил к двери, распахнул ее и заорал на всю больницу:
– Эй, кто-нибудь, тут человеку плохо!
Из соседнего кабинета выскочил бледный Колбасов, быстро спросил:
– Что там у вас?
– Приступ у старика начался, – ответил журналист, оборачиваясь к корчившемуся на полу Барону.
Опер метнулся за врачами, усланными им же самим подальше от этих двух кабинетов, а Серегин поднял старика с пола и положил на стоявшую у стены жесткую врачебную кушетку. Юрий Александрович таращил глаза, тянул к газетчику руки и явно силился сказать что-то, но не мог вымолвить ни слова сквозь хрип и кашель…
Через минуту им уже занимались врач и фельдшерица, они сунули Барону в горло какой-то ингалятор и сделали сразу два укола – в бедро и в вену на левой руке… Постепенно приступ начал стихать; Юрий Александрович лежал на кушетке, обливаясь потом, и жадно дышал, словно выброшенный на берег матрос с погибшего во время шторма корабля…
– Фу, блядь, – сказал Колбасов, вытирая со лба испарину. – Ну ты даешь, Михеев… Я уж думал, ты помирать собрался… Ты смотри, не пугай меня так… Нам еще с тобой разговоры до конца договорить надо.
– Не переживайте, начальник, – просипел старик. – Договорим…
– Только не сейчас, – хмуро сказал врач, из-под белого халата которого выглядывали брюки с офицерским кантом. – Сейчас я попрошу всех посторонних выйти, нам с Юрием Александровичем нужно еще кое-какие процедуры сделать.
Колбасов ухмыльнулся, но возражать не стал, Серегин же шагнул к кушетке и пожал влажную и слабую ладонь Барона:
– Поправляйтесь, Юрий Александрович… Я думаю, все будет хорошо…
– Спасибо, – каркнул в ответ Барон. – Статью вы сделали хорошую… Я надеюсь, что у вас все получится… Я вам все по правде рассказывал…
Старик говорил с явным подтекстом, намекая не на интервью, а на то, что успел прошептать журналисту на ухо. Серегин кивнул и повторил:
– Все будет хорошо, Юрий Александрович…
Выходя из кабинета, газетчик обернулся и поймал еще раз горящий, умоляющий взгляд Барона, бессильно раскинувшегося на кушетке…
Колбасов проводил Серегина до КПП и, улыбаясь, спросил:
– Когда статью-то ждать? Я бы сразу несколько газет купил…
– Если ничего не случится – завтра выйдет, – ответил журналист. – Под материал целую полосу выделили… Вы извините, Владимир Николаевич, я побегу, потому что надо успеть текст верстальщикам до двух заслать да еще корректоры вычитывать будут…
Серегин попрощался и выскочил на улицу, а Колбасов долго смотрел ему вслед, жевал покрытую усами верхнюю губу и о чем-то напряженно думал…
Статья действительно вышла на следующий день, называлась она «Юрка Барон» и занимала всю третью полосу в газете. Колбасов, купивший с утра сразу пятнадцать экземпляров, ходил по ОРБ чрезвычайно гордый и принимал от коллег поздравления. Материал опер изучил самым внимательным образом и никаких изменений или дополнений по сравнению с тем текстом, который читал накануне, не заметил. Ближе к полудню Владимир Николаевич зашел к Ващанову и, получив разрешение воспользоваться служебной машиной, поехал на Газа. Колбасов рассчитывал прямо из больницы рвануть к тайнику Барона…
Вызвать Михеева на конфиденциальный разговор во врачебный кабинет Владимир Николаевич, однако, не смог. Выяснилось, что ночью у старика был еще один приступ, что он очень плох и просто физически не может встать с кровати и выйти из палаты. Встревожившийся опер развил в больнице бурную деятельность, результатом которой стало выведение всех соседей Барона «на прогулку», после чего Колбасов зашел в палату и присел на койку к Михееву.
– Ты что это, старый, разболелся? – с притворной бодростью начал опер, вытащив из кармана зеленое яблоко. – Держи, это тебе… Скоро на волю пойдешь… Уговор-то наш не забыл? Ах да, я ж тебе газеты привез – две штуки. Ты теперь у нас знаменитость, весь Питер гудит… Бери, почитаешь потом…
Барон дрожащей рукой взял у Колбасова газеты, однако читать не стал, положил рядом с собой…
– Про уговор я все помню, начальник… – Опера всего аж передернуло от голоса старика: он не говорил, а шелестел. – Отстойник мой найдешь легко… На Сосновском направлении есть деревня Коровитчино, она рядом с шоссе… Пройдешь через пастбище – там несколько брошенных домов на отшибе стоят… Второй дом с красной кирпичной трубой – он один такой, у остальных трубы серые… В подполе отодвинешь бочку, под рубероидом увидишь лючок… Только поторопись, потому что про место это не я один знаю…
– А кто еще? – быстро наклонился к Юрию Александровичу Колбасов. – Кто, старый?
– Не, начальник. – Губы вора дернулись в усмешке. – Так мы не договаривались… Я своих корешей уголовке сроду не сдавал… Тем более что тот, кто про Коровитчино знает, пропал куда-то в непонятке… Как раз перед тем как вы меня захватили… Может, его и в живых уже нету.
