Но мужчины не говорят друг другу такие вещи. Они вместе выпивают, улыбаются, принимают таблетку от головной боли.
— С ней все в порядке.
— А дети?
— Отлично. Сэм после экзаменов год будет бродить с рюкзаком. Лорна сдает экзамены на аттестат зрелости. Как и ее брат, получит одни пятерки. Все хорошо.
Он быстро переменил тему, пока не успел сказать то, о чем действительно думал.
— Ты знаешь, что перед самой поездкой у нас было собрание совета директоров?
Энди это знал. И еще он знал, что ему лучше подождать, пока Рик скажет сам, чем все кончилось.
— Ты, я уверен, догадался, — продолжал Рик, — что главной темой дискуссии была кандидатура следующего члена правления. Как, я уверен, ты догадался и о том, что на сегодняшний день у Марины гораздо больше шансов, чем у тебя.
Энди ощетинился.
— Это не совсем справедливо. Знаю, это она привлекла «Спарклиз», но как же все те годы, когда я вносил вклад в наш бизнес? Нельзя принимать столь необоснованное решение.
— Энди, три миллиона фунтов — достаточное основание для решения.
— Вот как? Значит, все решено. Марина идет дальше, а я больше не нужен?
— Нет. До назначения еще полгода. За это время и ты можешь кое-что успеть.
Энди обдумал услышанное.
— И я должен сделать то же самое? Привлечь равный по объему капитал?
Рик кивнул.
— Что-то вроде этого. Если только Марина не совершит нечто ужасное, от чего компания развалится за полгода.
На губах Энди появилась улыбка, когда он услышал это последнее замечание. Наконец-то. Вот этот язык ему понятен. Сотворить что-нибудь ужасное — это по его части.
— Так как дела, Марина?
За ужином Марина оказалась рядом с Энди. Одного этого достаточно, чтобы пропал аппетит. Из головы у нее не выходило собственное отражение в зеркале в номере наверху. Теперь про меня не скажешь, что я никуда не гожусь. Я всегда была ровней этому человеку в профессиональном смысле, а теперь почти ровня ему и в другом отношении. Она выпрямила спину и без смущения принялась за жилистого цыпленка.
— Отлично, Энди. Я сохранила для тебя твое место в компании, хотя сделать это было непросто. Твои финансы в сохранности, мои урезаны. Наслаждайся победой, пока можешь. «Спарклиз» — мой клиент, Пол Джером — тоже. И какие бы игры ты ни затевал, на какие бы ухищрения ни пошел в будущем, это все равно останется фактом. Когда будет составлен годовой отчет, рядом с тремя миллионами фунтов будет стоять моя фамилия. Воп appetit
[24]
.
Энди смотрел на нее на секунду больше, чем приличествовало. Марина содрогнулась, услышав невысказанную угрозу. И правильно сделала.
В полночь вид из ее окна был столь же прекрасен, что и раньше, хотя и другой. Вот и я теперь другая, криво усмехнувшись, подумала она. Ночь была темная, но улицу расцвечивали яркие огни, так что Марина сощурилась. Только так можно было разглядеть узнаваемые очертания зданий и уличную суету. Ну вот, опять то же самое, подумала она, поймав себя на том, что плачет. Как странно, что слезы у меня такие же крупные, как и раньше.
Она схватила пальто и безрассудно устремилась на улицу. Ее раздражение возрастало на каждом углу. Где, черт возьми, все эти супермаркеты, работающие двадцать четыре часа в сутки, в которых убивают людей в сериале «Нью-Йоркская полиция»? Наконец она увидела один супермаркет, убогий и непривлекательный. То есть непривлекательный, если вам не хочется есть. Ужасно хочется.
Вернувшись в гостиницу, она принялась срывать обертки с плиток шоколада, пачек печенья и бисквитов, с названиями прямо из «Счастливых дней»
[25]
— «Туинкиз», «Ореос», «Тутси Роллз» и «Херши», и принялась засовывать их в рот подряд, не глядя. Но затем случилось то, что и должно было случиться. Она почувствовала, что больше не хочет. И не потому, что больше не было места в животе. Просто она наелась, пресытилась, утратила потребность продолжать есть. Она не могла больше есть ни физически, ни эмоционально. Перед ней была разложена американская жратва на 47 долларов, а она ухитрилась съесть лишь несколько сот калорий.
Чертовы пилюли! С ними не разгуляешься! Что же теперь делать? По телевизору показывали сериал «Уолтоны», и она плакала, глядя на то, как представители идеальной семьи наслаждаются вкусными блюдами домашнего приготовления и доморощенными банальностями, собравшись вокруг самодельного стола. Все такие чертовски счастливые и такие чертовски худые. Почему она не родилась в нищете на Среднем Западе во время кризиса тридцатых годов? Жизнь так несправедлива!
Такой огромный конференц-зал можно найти в любой гостинице на одной из главных улиц этого города. Одну из стен закрывала громадная, неопределенного цвета штора. Пока Марина смотрела на нее, размышляя, что за ней может скрываться, произошло чудо. Кто-то нажал на кнопку, и, как на премьере, штора медленно поднялась.
У Нью-Йорка особый свет. Он излучает возможности и проникает в душу каждого гостя, словно говоря: «Эй, а тебя я разве не знаю? Разве меня не было в твоих мечтах уже миллион раз? Не ты ли десять раз смотрел „Сорок вторую улицу“
[26]
и делал вид, будто танцуешь чечетку на бродвейской сцене… Ну, что скажешь? Разве не так ты себе все это представлял? Все вокруг серебрится, гремит, все такое огромное, тянется ввысь. Столько смеха, музыки, красок. Разве тебе это не нравится?»
Марине все это нравилось. Она не могла понять, как в этом городе можно предаваться унынию. Вчерашние переживания были забыты. Она хорошо выспалась (наконец-то), а когда проснулась, поймала себя на том, что думает только об одном — всякое может произойти. Ей показалось, что она прерывисто дышит, и она предпочла приписать это состояние тому, что перед ее глазами разворачивается захватывающая картина, а вовсе не тому, что таблетки оказывают влияние на сердечную деятельность.
Она окинула взглядом других делегатов, сгрудившихся вокруг стола, шумных и напряженных. Они собрались со всего света из дочерних подразделений «Спарклиз», но у всех было одинаково покорное выражение, характерное для директоров по маркетингу всего земного шара, — задушенная инициатива, бюрократическая печать на лице. Эффектные названия их должностей никак не соответствуют их скучному существованию в мире цифр.
И все они собрались в Нью-Йорке. Марина обвела взглядом море лиц, пытаясь разглядеть с трудом скрываемое волнение, какое испытывала она.
Ничего подобного она не увидела. Никого не прельщал прекрасный вид за окном, требовавший к себя внимания. Она недоверчиво покачала головой и стала искать глазами Пола Джерома. Ладно, пусть он оказался мерзавцем, как и все остальные, но у него есть душа, в этом Марина уверена. Он поймет и оценит по достоинству ее эмоциональный отклик на окружающее, а ей очень хотелось, чтобы кто-то разделил с ней эти ощущения. Она нуждалась в этом.
