Он думал и делал то же самое. Но к тому моменту, когда их глаза встретились и понимающие взгляды задержались друг на друге, стоп-кадр ожил, и началось другое кино. В этом фильме кто-то постучал ложечкой по чашке с кофе, призывая собравшихся к тишине. Пол и Марина сели, еще более отдалившись друг от друга, и ощущение чего-то необыкновенного мало-помалу исчезло.
После того как председатель «Спарклиз» произнес несколько вступительных слов, поднялся Рик Гиффорд, чтобы что-то сказать от имени ТНСВ.
— Как вы все знаете, в этом году ТНСВ впервые имеет честь присутствовать на ежегодной всемирной конференции по выработке стратегии компании. Я бы хотел поблагодарить вас от имени моей команды за любезное приглашение и возможность активно участвовать в этом важном мероприятии.
Управляющие, которые искренне верили, что это важное мероприятие, восторженно зааплодировали. Грустно, подумала Марина. Победно улыбаясь, Рик продолжал, едва стихли аплодисменты:
— Поскольку через несколько месяцев во всем Соединенном Королевстве начинается кампания «Спарклиз» по мытью ветровых стекол, мы горячо надеемся на такой же успех, который был во всех странах, в течение семи последних лет проводивших кампании…
Марина перестала слушать и снова посмотрела в окно. Было так красиво, что она не могла сосредоточиться на чем-то другом. Да неужели больше никто этого не замечает? Не успела она узнать ответ на этот вопрос, как Рик закончил свое выступление, вызвав подозрительно восторженные рукоплескания, сопровождаемые выкриками и свистом. Его место занял другой выступающий, который заговорил о задачах пятидневной конференции.
Ключевой задачи не было. Пятнадцать миллионов долларов, затраченных на исследования и развитие, привели к созданию цветочного аромата, который теперь нужно будет добавлять ко всей продукции «Спарклиз» во всех странах. Все этому обрадовались, но отсюда возникла проблема, которую могла разрешить только всемирная конференция: когда будут печатать новые этикетки для товаров «Спарклиз», нужно ли на них изображать цветок, призванный напоминать о цветочном аромате, или же сверкающую звезду, дабы лишний раз подчеркнуть, что «Спарклиз» делает поверхности блестящими?
Марина подумала, что, наверное, сходит с ума. Я в Нью-Йорке, я утопаю в этом грандиозном городском пейзаже, который вижу перед собой. Я с трудом перевожу дух после взрыва, растормошившего мои чувства.
Но посмотрите на этих людей! Они же ничего этого не видят! Их занимает, по-настоящему занимает, только одно — будет ли на этикетке средства для мытья пола изображена звезда или цветочек. И не потому, что это их работа, нет. Я вижу по их глазам, что они озабочены. Взгляните на французских делегатов, которые торопливо пишут записочки и передают их через стол швейцарцам. Один хочет цветочек, другому нужна звезда. Каждый привез с собой доказательства. В течение предстоящей недели они без устали будут проводить свою линию, пытаясь сделать так, чтобы другие переменили мнение.
В театр они вечером не пойдут. В музеи тоже. Когда опустятся сумерки, и гулять никто не пойдет, и никто не откроет окно, чтобы послушать музыку дорожного движения. Они так и не прикоснутся к жизни за гостиничными стенами. И не дадут Нью-Йорку возможность изменить их самих. Разве это нормально?
И разве нормально то, что я тут сижу с глупой улыбкой, делая вид, будто слушаю всех этих роботов, бубнящих о звездах и цветочках?!
На секунду ее охватило какое-то безумие, и ей стало сладостно. Вот сейчас она встанет, уйдет с собрания и побежит в Центральный парк, где сыграет свою роль в этом фильме — будет грести на лодке по озеру, спускаться вниз по извилистым дорожкам пологих склонов…
— Марина! Марина! — шипела ей в ухо Элеонора.
Марина вздрогнула и из грез вернулась к реальности.
— Что такое? — прошипела она в ответ.
Она был недовольна и вторжением в ее фантазии, и красотой Элеоноры, которая так привлекала Пола Джерома.
Элеонора отпрянула, изумленная тоном Марины, но быстро пришла в себя и прошептала:
— Произошло нечто ужасное.
_____
Разумеется, невозможно доказать, что Энди Клайн «перепутал» Маринины слайды, которые она приготовила для своего главного утреннего выступления. Как и все страницы текста. Никакой суд не вынесет приговор на том основании, что Марина будто бы что-то разглядела в глазах Энди, когда тот наблюдал за тем, как Элеонора сообщает ей это печальное известие. Но Марина все знала.
Она сделала все, что можно. Ночью не ложилась спать, пока не напечатала новый текст на своем ноутбуке, а в гостиничном бизнес-центре ей изготовили несколько слайдов на ацетатной пленке. Однако все равно недоставало цифр для подкрепления некоторых позиций. Все выражали сочувствие по поводу «утраты» текста выступления, но в глубине души она понимала, что никого это не волнует. Да будь она повнимательнее, как внимательны мы, думали, наверное, они, так положила бы на ночь свои слайды под подушку. Но она не такая, как мы. Ей бы расплакаться от того, что ее отчет приняли холодно, но она слишком устала, проведя ночь совершенно без сна.
В конце апреля на собрании ТФБП присутствовало лишь человек двадцать. Но не только посещаемость упала. Ощущение было такое, будто находишься в летнем лагере в конце сезона. Собравшиеся громко разговаривали, чтобы заполнить пустоту помещения. Люди собирались по углам маленькими группками, чтобы обсудить запретную тему.
Присутствовавшие раскололись надвое и в зависимости от своих убеждений объединились в неравные группировки. С одной стороны находились вновь принятые члены и активисты, которые отвергли приглашение «Перрико», с другой — подопытные кролики. Но их разделяла не только философия. Женщины, включившиеся в программу с использованием препарата, изменились. Было такое впечатление, что все они похудели, хотя некоторые, возможно, тщательно продумали, что надеть, другие сделали новую прическу или макияж. Сестринский союз разбился на два лагеря — «они» и «мы».
Когда вошла Марина, тишина вирусом расползлась по комнате. Ее похудевшая фигура казалась обвинением враждебной аудитории. Ее неумолимо потянуло к соратницам по эксперименту «Перрико». Глядя на сияющих соратниц, которые явно стали следовать советам по уходу за собой, предлагаемым женскими журналами, она тотчас увидела разницу между собой и остальными.
Впервые в жизни Марина сознательно надела длинное. Никогда раньше она так долго не выбирала одежду. Если бы она так не нервничала, то рассмеялась бы над своими лихорадочными попытками выбрать одеяние, которое скрыло бы ее начинающую вырисовываться фигуру. Да зачем я это делаю? — спросила она сама себя, утонув в парашюте из синтетического шелка. Она даже смочила свои фирменные кудряшки и, выпрямив их, точно старая дева, собрала волосы на затылке в пучок. Макияж призван был сообщить ей деловой вид. Ей даже удалось прибрать скулы, которые торчали чуть ли не вызывающе. Не раздумывая слишком долго над тем, какое впечатление она производит, Марина вышла из квартиры, слишком занятая другими мыслями, чтобы анализировать свое странное поведение.
