– Вот, надень и расчеши волосы, – резко приказал Эрфенштайн. – Пусть этот Гуткнехт увидит, что приобретает в твоем лице настоящее сокровище.
Агнес развернулась и одарила отца гневным взглядом. Вообще-то она не собиралась возражать, но терпеть больше не было сил.
– Я тебе не дешевая брошка, чтобы продать за бесценок! – прошипела она. – Я твоя дочь! Или забыл уже? Если мне и придется выйти за какого-нибудь купеческого сынка, то хоть обращайся со мной как с человеком!
Эрфенштайн вздохнул:
– Агнес, мы уже сто раз об этом говорили. Иначе уже никак. Не забывай о Трифельсе! Кроме того, – он подмигнул дочери, – скажи еще, что платье тебе не понравилось. Одевай, будешь похожа в нем на королеву.
– На грустную королеву, – упрямо возразила Агнес.
И все-таки она влезла в платье, причем так, чтобы отец не заметил кольцо. Иначе он, чего доброго, вздумает продать украшение местному ювелиру. А она им так дорожила…
Платье сидело на ней как родное. Агнес провела рукой по материи, почувствовала, какою та была мягкой. Платье волнами ниспадало к ногам и выгодно подчеркивало грудь и бедра. Ей еще не приходилось носить таких дорогих нарядов.
– Так… красиво, – призналась Агнес и покружилась в лучах вечернего солнца, падающих в маленькое окно.
– Вот видишь? Значит, и этим толстосумам ты в нем понравишься. И, Агнес, – отец погрозил ей пальцем, – никаких дерзостей и наглых выходок, договорились?
– Буду сдержанна и скромна, какой и подобает быть супруге благородного человека. А теперь идем, поскорее покончим с этим.
Агнес развернулась и по крутой лестнице спустилась в общий зал, где на нее с завистью уставились немногочисленные посетители. Прохожие тоже не оставили без внимания ее наряд. В особенности купеческие жены, которые, перешептываясь, смотрели ей вслед. Отец шагал рядом с нею гордым каплуном. Агнес не в первый раз отметила, как одежда меняла людей. Она чувствовала себя уже не юной девицей, а госпожой.
«Госпожой Трифельса», – подумала Агнес и невольно признала, что завистливые взгляды других женщин вселяют в нее гордость.
В скором времени они дошли до монетного двора. У входа собралось целое скопище торговцев. Во второй половине дня торговля была в самом разгаре. Под тенистыми аркадами велись торги и заключались сделки. Здесь, среди богатых патрициев, платье Агнес уже не так бросалось в глаза. По широким ступеням отец и дочь поднялись к залу собраний, расположенному на втором этаже. Там люди были победнее. Они боязливо ходили из угла в угол, мяли шляпы или обеспокоенно смотрели в окна. В зал открывалось несколько дверей, и перед ними выстроились в очередь ожидающие.
– Это зажиточные крестьяне, извозчики и свободные ремесленники. Обговаривают с патрициями свое жалованье, – шепнул Эрфенштайн дочери. – Цены год от года падают, и богатые торговцы в совете могут диктовать свои условия… – Взгляд его омрачился. – К нам, рыцарям, там давно никто не прислушивается. Чертовы обдиралы! Кто бы мог подумать, что однажды я им собственную дочь…
Он резко замолчал и покачал головой.
– Ну, чего уж там. Ведь речь о Трифельсе идет.
Эрфенштайн справился насчет торговца Якоба Гуткнехта, после чего решительно постучал в одну из дверей. Не дождавшись ответа, уверенно шагнул внутрь. И мгновением позже вернулся к Агнес.
– Что такое? – спросила она удивленно. – Дверью ошибся?
– Нам… придется подождать, – процедил сквозь зубы Эрфенштайн. – У Гуткнехта пока другие посетители, поважнее нас.
Они прождали больше часа. Все это время отец, точно загнанный зверь, вышагивал перед дверью. Агнес больно было на него смотреть. От подобного обращения, как с обычным просителем, Эрфенштайн, вероятно, испытал огромное унижение.
Наконец подошла их очередь. Торговец Якоб Гуткнехт сидел за массивным столом, заваленным бумагами, пергаментными свитками и туго набитыми кошелями. Он как раз вы́сыпал несколько монет на весы и проверил их тяжесть. На посетителей купец не обратил ни малейшего внимания. Лишь после того, как Эрфенштайн громко прокашлялся, патриций взглянул на них с наигранным удивлением.
– А, наместник Эрфенштайн, – произнес он со скучающим видом, – я вас раньше ждал… Ну да ладно. – Торговец взглянул на Агнес и наморщил лоб: – А это, должно быть, та самая жемчужина, о которой вы столько распинались в своих письмах.
Агнес вымученно улыбнулась и сделала реверанс. Оставалось только надеяться, что сын Гуткнехта пошел в мать. Торговец был жирным и бледным, берет сидел на его голове черным прыщом. Под красными поросячьими глазками набухли тяжелые мешки. Под его бегающим взглядом Агнес чувствовала себя коровой на скотном дворе.
– Сколько вам лет, позвольте спросить? – поинтересовался Гуткнехт и продолжил взвешивать монеты.
Он так и не предложил гостям присесть.
– В следующем месяце ей будет семнадцать, – ответил за Агнес отец и опустился на крохотный стул перед столом торговца. – Агнес у меня смышленая. Умна, начитанна, умеет писать и считать…
Гуткнехт отмахнулся:
– Если бы мне потребовался секретарь, я не тратил бы ваше время. Подсчитывать баланс мы с сыном и сами можем. Гораздо важнее, чтобы женщина была благонравна, молчалива и не так сварлива, как моя собственная супруга… – Купец вздохнул: – К сожалению, я при женитьбе не уделил этому должного внимания.
Он смерил Агнес недоверчивым взглядом.
– Как же вышло так, что она до сих пор не замужем? Все-таки благородных кровей… Я навел справки. Эрфенштайны – старинный род. Подобный титул действительно принес бы нашей фамилии пользу. Так в чем же дело? Она больна? Хромает? Говорите же, Эрфенштайн, пока я не потерял терпения!
– Просто не нашлось пока подходящего, – холодно ответила Агнес. – И мы посмотрим для начала, подходит ли нам ваш сын. – Она расправила плечи и с вызовом взглянула на торговца. – А для этого хорошо бы с ним сначала познакомиться. Или сегодня он предпочел мне общество другой дамы? Как говорят, он не очень-то избирателен.
Повисло молчание. Затем Гуткнехт зашелся козлиным смехом.
– Вот теперь я понял, что с вашей дочерью, Эрфенштайн! – выпалил он. – Длинный язык у нее, вот что! Неудивительно, что все ухажеры дают от нее тягу!
– Это… не совсем так, – пробормотал наместник, одарив дочь гневным взглядом. – Признаю́, Агнес себе на уме, но…
– Да-да, носит брюки и, как поговаривают, ходит с соколом на охоту, – перебил его Гуткнехт и ухмыльнулся, заметив смущение на лице собеседника. – Естественно, я сам навел справки, господин наместник. Не стану же я брать кота в мешке. И прежде чем спросить сына, я лучше сам на нее взгляну… – Он вскинул брови. – Не знаю, правда, нравится ли мне увиденное. Но по одежке встречают…
Торговец задумчиво помолчал, после чего обратился к Эрфенштайну так, словно Агнес здесь и не было.
