– Пусть это самая высокая и толстая стена в Пфальце, но будь я проклят, если у меня не лучший орудийщик Пфальца, – проворчал Эрфенштайн. – Вот увидите, мой Матис Черного Ганса вместе с крепостью в порошок сотрет.
Юный кузнец сглотнул, в очередной раз осознав, что в этом походе все надежды возлагались на него. Девять футов! Если Шарфенек не ошибся, то и Толстушки Хедвиг едва достанет, чтобы пробить в стене брешь. Поджав губы, Матис снова взглянул на укрепления.
– Стена, как я заметил, по бокам ниже, – проговорил он тихо, стараясь придать голосу уверенности.
– И то верно, – вмешался в разговор Ульрих Райхарт. – Мои лазутчики уже осмотрели местность. Правда, склон там чересчур крутой, тяжелых орудий не установить. Угол слишком высокий.
– А здесь нас перестреляют, как зайцев, черт подери! – прошипел Эрфенштайн. – Участок гол, как шлюхина жопа, легче самим тут же и зарезаться.
– Не перестреляют, если соорудить щиты из досок, за которыми можно укрыться, – задумчиво возразил Матис.
К нему постепенно вернулась былая уверенность, и мозг заработал полным ходом.
– Орудиями поменьше обозначим ложную атаку с другой стороны. А я займусь в это время большой пушкой, – пробормотал он. – И перед южной стеной расставим муляжи.
– Муляжи? – Фридрих фон Шарфенек насмешливо вскинул брови. – И Вертинген поведется на это? Не смеши меня!
– Я прочел об этом в книге, – невозмутимо ответил Матис. – «Беллифортис» Конрада Киезера, если вы слышали о таком. Возьмем толстые буковые стволы, их посеребренную кору издалека можно спутать с железом. А если мы поставим среди них несколько старых орудий, разложим ядра и канаты, так вообще неотличимо будет. Вертинген и не догадается, что мы не можем стрелять с покатого склона.
«По крайней мере, я на это надеюсь, – подумал он. – Вот только вам об этом знать ни к чему».
– «Беллифортис» Киезера? Прошу прощения, я и забыл, что вы умеете читать, – Шарфенек усмехнулся. – Что ж, если это единственная возможность, то можно и попробовать. Но я не стану отправлять своих людей в безнадежный бой только из-за того, что орудийщику недостает смелости.
– Можете постоять рядом, пока я буду заряжать Толстушку Хедвиг, – отпарировал с непроницаемым лицом Матис.
Граф собрался было с ответом, но вмешался Эрфенштайн.
– Довольно! – рявкнул он. – Войны выигрываются действиями, а не словами. Сделаем так, как говорит Матис. Я не сомневаюсь в этом парне. Так что давайте приниматься за работу.
Наместник посмотрел на юношу с надеждой, но при этом во взгляде его угадывалась и скрытая угроза. Затем он прорычал несколько приказов, и ландскнехты с крестьянами рассредоточились: кто-то – валить деревья, остальные – разгружать повозки. Матис стоял посреди этого гвалта и задумчиво смотрел на высокую стену. Сколько футов камня способна пробить Толстушка Хедвиг? Он надеялся, что на некоторых участках стена была слабее, чем выглядела. Зачастую при строительстве крепостей из крепкого камня стены возводили лишь снаружи и изнутри, а внутреннее пространство засыпали щебнем.
– Боитесь?
Матис обернулся. Позади него с улыбкой стоял Мельхиор фон Таннинген. Бард подкрался к нему совершенно бесшумно.
– Что же в этом плохого? – ответил юноша через некоторое время.
Мельхиор покачал головой:
– Ничего, даже наоборот. Только дурак ничего не боится. Страх не дает нам натворить глупостей. – он кивнул на тяжелую пушку, которую десяток ландскнехтов сгружали с повозки: – Как думаете, сможет ли эта громадина пробить стену?
Матис вздохнул:
– Если честно, то понятия не имею. Уж точно не с первого выстрела. Может, с пятого или шестого… Хотя возможно, что ее разнесет гораздо раньше. Тогда вам потребуется новый орудийщик.
– Впечатлен теми вашими словами, – сказал менестрель, оставив без внимания неуверенность Матиса. – В считаные мгновения вы приняли верные решения.
– Предстоит еще выяснить, насколько они верны.
Мельхиор фон Таннинген пожал плечами:
– Сомнения уместны. В балладах всегда поется о сомнениях великих полководцев.
Матис невольно рассмеялся:
– Великих полководцев! Вы забыли, что совсем недавно я был лишь жалким сыном оружейника. Эти места, может, и славятся своими винами, но отнюдь не полководцами.
– Скоро все может измениться. Вы разве не чувствуете напряжения в воздухе? – Мельхиор почти вплотную подступил к Матису. – Растущее недовольство крестьян, этот монах из Виттенберга
[15]
со своими мятежными речами, призывы к изменениям… Придет время, и миру вновь потребуются великие полководцы. В том числе и в Пфальце. Всего хорошего, мастер Виленбах.
С этими словами Мельхиор развернулся и зашагал к лесу. Матис тряхнул головой. Этот бард и в самом деле был странным малым. Когда он говорил, действительно казалось, что стоишь на поле битвы среди рыцарей и лучников. При том, что у него, орудийщика, были дела куда важнее!
Он поспешил к ландскнехтам, и общими усилиями, при помощи веревок и лебедок, они стащили тяжелое орудие с повозки. Теперь предстояло возвести платформу, соорудить щиты, определить угол наклона и заново замешать порох. Матис мрачно кивнул. Толстушка Хедвиг была его единственной надеждой, и он все сделает, лишь бы орудие показало себя во всей красе.
* * *
Агнес проспала до позднего утра, и разбудил ее тихий скрип перед дверью.
– Кто там? – пробормотала она заспанным голосом.
– Это я, Маргарета, – отозвалась камеристка. – Можно мне войти?
Не дожидаясь ответа, Маргарета вошла в комнату. Она снова надела красивое белое платье с меховой оторочкой, которое Агнес приметила еще на похоронах Мартина фон Хайдельсхайма. Волосы ее были аккуратно убраны, в них поблескивала серебряная заколка. Камеристка в ожидании уставилась на хозяйку.
– Чего тебе? – спросила Агнес.
– Просто… хотела спросить, нужна ли я вам сегодня. – Маргарета сделала книксен. – Если нет, то я бы сходила в Анвайлер.
– И с кем бы там встретилась? – с улыбкой спросила Агнес, села на кровати и потерла глаза.
Во взгляде камеристки читалось упрямство.
– Сегодня ярмарка, все равно кое-какие дела надо уладить.
– Кое-какие дела. Вот как…
Агнес потянулась, после чего приняла от Маргареты рубашку и брюки. Ей по-прежнему не давали покоя сон и ночная встреча с отцом Тристаном. Она до самого рассвета раздумывала, почему же монах ей солгал.
Что ему понадобилось на улице посреди ночи?
Агнес вспомнились крамольные записи в тайнике. Может, отец Тристан встречался с бродячими мятежниками, что собирались в лесах? Например, с Пастухом-Йокелем… Или это как-то связано с походом отца? При мысли о нем и о Матисе ее охватило беспокойство. Поэтому Агнес решила последовать совету монаха и отправиться с Парцифалем на прогулку. Ей хотелось немного отвлечься.
