— Пока нет. Мне становится плохо от одной мысли об этих мучительных процедурах. Помнишь, как тяжело их переносила Флора? И все без толку.
— Да, но ты не должна так думать. Ты ведь сама сказала, что у тебя не такая проблема, как у нее. Возможно, у тебя все получится…
— Дело не только в этом. Я не могу смириться с мыслью, что мне придется зачинать ребенка таким образом. Я понимаю, что это глупо, но я не верю в то, что это должно быть так…
Вошел Джеймс с мобильным телефоном Амайи в руке.
— Это помощник инспектора Сабальса, — произнес он, прикрыв микрофон ладонью.
Амайя взяла у него телефон.
— Инспектор, патрульная машина обнаружила женские туфли. Они стоят на обочине дороги носками в сторону проезжей части. Нам только что об этом сообщили. Я высылаю за вами машину. Едем туда.
— А тело? — спросила Амайя, понизив голос и прикрывая телефон рукой.
— Его еще не нашли. Это место сильно отличается от предыдущих. Сложный рельеф, очень густая растительность, и реку с дороги не видно. Если там, внизу, лежит девушка, добраться до нее будет трудно. Я пытаюсь понять, почему он выбрал такое место. Возможно, он не хотел, чтобы мы нашли эту жертву так же легко, как и двух первых девушек.
Амайя взвесила в уме его предположение.
— Нет. Он хочет, чтобы мы их находили. Для этого он оставляет туфли, обозначая место преступления. Но, выбирая место, которое не видно с шоссе, он получает гарантию того, что ему не помешают, пока его произведение не будет готово для демонстрации миру. Он просто не хочет, чтобы его отвлекали.
Это были белые лаковые туфли фирмы «Мустанг», нарядные, на довольно высоком каблуке. Один из полицейских фотографировал их с разных ракурсов, следуя указаниям Хонана. Вспышка фотоаппарата отражалась в блестящей поверхности туфель яркими бликами, придающими им еще более странный вид и наделяющими их почти магическими свойствами. Эти расположенные на обочине темной зимней дороги туфли, казалось, должны были принадлежать сказочной принцессе или являться шокирующим и абсурдным творением художника-концептуалиста. Амайя представила себе длинный ряд праздничных туфель, выстроившихся на фоне этого почти волшебного пейзажа.
— Меня это беспокоит… Я имею в виду туфли. Зачем ему это нужно?
— Метит свою территорию, как дикий зверь, как хищник, которым он является, а также провоцирует нас. Оставляя их у дороги, он бросает нам вызов. Он говорит тем самым: «Взгляните, что я вам приготовил. Пришел олентцеро
[9]
и оставил вам подарочек».
— Вот скотина!
Сделав над собой усилие, Амайя оторвала взгляд от завораживающего зрелища туфелек принцессы и обернулась в сторону густых зарослей. Рация в руке Сабальсы завибрировала, издавая металлический звук.
— Вы уже ее нашли?
— Пока нет, но я вам уже говорил, что в этом месте река протекает через густой лес, и к тому же по дну естественного ущелья.
Лучи мощных фонарей рисовали фантасмагорическую картину на лишенных листьев ветвях деревьев. Они так сплетались между собой, что создавали иллюзию странного рассвета. Казалось, солнце пытается пробиться наружу из-под земли. Амайя обулась в резиновые боты, размышляя над тем, какое направление приняли ее мысли, стоило ей оказаться в этом лесу. Из чащи показался инспектор Ириарте.
— Мы ее нашли, — с трудом переводя дыхание, сообщил он.
Амайя спустилась по земляной насыпи вслед за Хонаном и помощником инспектора Сабальсой. Она обратила внимание на то, как проседает под ее ногами земля, раскисшая от недавнего ливня, который сквозь густое сплетение ветвей проник в самую глубь леса, превратив ковер опавших листьев в скользкую и вязкую массу. Они продолжали спускаться, хватаясь за стволы деревьев, которые местами росли так близко друг к другу, что вынуждали их постоянно менять направление спуска. Амайя не без некоторого злорадства прислушалась к нечленораздельному бормотанию Монтеса, проклинающего необходимость преодолевать этот склон в дорогих итальянских туфлях и кожаном полупальто.
Лес внезапно закончился почти отвесной стеной, уходящей вниз, к реке. В этом месте ущелье открывалось, образуя естественную воронку с узким горлышком. Они спустились в тесную и темную расщелину, которую полицейские пытались осветить портативными прожекторами. В этом месте река была более полноводной и быстрой. Между стенами ущелья и берегами реки с каждой стороны оставалось меньше полутора метров сухой гальки. Амайя смотрела на руки девочки, одновременно зловеще и доверчиво развернутые ладонями вверх и опущенные вдоль ее мертвого тела. Левая рука почти касалась воды. Ее длинные золотистые волосы ниспадали почти до талии, а большие зеленые глаза подернулись тонкой белесой, похожей на пар, пленкой. Даже в смерти она была прекрасна и окружена дымкой таинственности. Убившему ее чудовищу удалось достичь своей цели. На мгновение ему удалось увлечь Амайю в свою фантазию, и она замерла, забыв о расследовании. Но именно глаза этой мертвой принцессы, эти глаза, затуманенные дымкой реки, но, несмотря на это, взывающие о возмездии, заставили ее вернуться в реальность. Отступив на два шага, она перевела взгляд на стремительные воды Бастана, который она иногда видела в своих самых мрачных сновидениях. Наконец, она произнесла короткую молитву и надела перчатки, которые уже протягивал Монтес. Ее сердце стискивала боль, и она посмотрела на Ириарте. Инспектор стоял, прижав обе ладони ко рту, но, почувствовав ее взгляд, поспешно опустил руки вниз.
— Я ее знаю… Знал… Я знаю ее семью, это дочь Арбису, — пояснил он, глядя на Сабальсу, как будто в ожидании подтверждения. — Я не знаю, как ее звали, но это дочка Арбису, в этом нет никаких сомнений.
— Ее звали Анна, Анна Арбису, — подтвердил Хонан, показывая им пропуск в библиотеку. — Ее сумка лежала немного в стороне, — добавил он, кивая в сторону деревьев, под которыми по-прежнему царила тьма.
Амайя опустилась на колени возле девочки, всматриваясь в ее лицо, на котором застыла презрительная гримаса, напоминающая холодную усмешку.
— Вы знаете, сколько ей было лет? — спросила она.
— Пятнадцать. Не думаю, что ей уже исполнилось шестнадцать, — подходя ближе, ответил Ириарте.
Он посмотрел на труп и бросился бежать. Отбежав на десять метров вниз по течению, он согнулся пополам, и его стошнило. Никто ничего не произнес, ни в этот момент, ни когда он вернулся, вытирая рубашку бумажной салфеткой и бормоча извинения.
Кожа Анны была очень белой, но она не относилась к бесцветному, почти прозрачному типу кожи, которую обычно покрывают веснушки и всевозможные красные пятна. Она была белой и чистой, напрочь лишенной даже пушка. Сейчас ее покрывали брызги воды от реки, что придавало ей сходство с мрамором кладбищенской статуи. В отличие от Карлы и Айнои, она боролась за свою жизнь. Как минимум два ногтя были сорваны до мяса, хотя под остальными ногтями остатков кожи нападавшего видно не было. Вне всякого сомнения, она умерла не так быстро, как две другие девочки. Несмотря на пелену, затянувшую ее глаза, были отчетливо видны точечные кровоизлияния, указывающие на удушение, как на причину смерти, а также на предсмертные мучения от нехватки воздуха. В остальном убийца скрупулезно воспроизвел все подробности предыдущих преступлений: тонкая бечевка, полностью утонувшая в коже горла, разрезанная сверху донизу и развернутая в стороны одежда, джинсы, спущенные почти до колен, выбритый лобок и ароматное маслянистое пирожное на нем.
