— Нет, с тетей все хорошо… Роз, беда случилась с Фредди.
— Фредди? — повторила Роз с таким видом, как будто слышала это имя впервые.
— Он попытался покончить с собой, повесившись на перилах лестницы твоего дома.
Похоже, эта новость не взволновала Роз. Она смотрела на Амайю с безмятежным видом. Пожалуй, даже чересчур безмятежным.
— Он умер? — только и спросила она.
— Нет, к счастью, в это время в дом вошел кто-то из его друзей и… Вы прятали ключ где-то у входа?
— Да, мы много раз из-за этого ссорились. Мне не нравилось, что его друзья могут в любой момент к нам войти.
— Роз, мне так жаль, — прошептала Амайя.
Роз прикусила губу изнутри и продолжала молчать, глядя куда-то в пространство за правым плечом Амайи.
— Роз, я сейчас же выезжаю в Памплону. Нам сообщили, что его доставили в центральную больницу Наварры.
Она не стала упоминать о предположительной связи между Фредди и расследуемым ею делом.
— Напиши тете записку, а Джеймсу позвоним по пути.
Роз не шелохнулась.
— Амайя, я не поеду.
Амайя, которая уже направлялась к двери, резко остановилась.
— Как не поедешь? Почему? — изумленно спросила она.
— Я не хочу никуда ехать. Не могу. У меня нет на это сил.
Несколько секунд Амайя смотрела на сестру, а затем кивнула.
— Ладно, я тебя понимаю, — солгала она. — Я позвоню тебе, когда что-то узнаю.
— Да, так будет лучше.
Уже в машине Амайя посмотрела на севшего за руль Ириарте.
— Если честно, я ничего не понимаю, — произнесла она, глядя ему в глаза.
Он не знал, что ей ответить, и лишь с сожалением покачал головой.
Больница встретила их характерным запахом дезинфицирующих средств и перегородившей весь вестибюль морозильной камерой.
— В задней части больницы ремонтируют старый вход в приемное отделение. Оттуда и притащили эту морозилку, — пояснил Ириарте.
— Где здесь реанимация?
— Вон там, — кивнул он, — сразу за операционными. Я вас провожу, мне уже случалось тут бывать.
Шагая по нарисованной на полу зеленой линии, они миновали коридор за коридором, пока из какой-то двери не появился помощник инспектора Сабальса. Войдя в эту дверь, Амайя увидела небольшую комнату, в которой не было ничего, кроме стола и полудюжины кресел, несколько более удобных, чем пластиковые стулья, выстроившиеся вдоль стен в коридорах.
— Входите, здесь никого нет, и мы сможем поговорить, — пригласил их Сабальса.
Сам он снова выглянул в коридор, сделал какой-то знак медсестре за столиком поста и вернулся в комнату.
— Сейчас придет врач, его позовут, — сообщил он Амайе.
Он уже собирался сесть, но, увидев, что Амайя продолжает стоять, взглядом понуждая его продолжать, извлек записную книжку и начал читать свои записи.
— Сегодня около часу дня Альфредо встретился с одним из друзей, с тем самым, который его позже обнаружил и вызвал скорую. Последний утверждает, что Фредди выглядел плохо, как будто сильно заболел или страдал от невыносимой боли.
Амайя вспомнила, каким подавленным и больным показался ей Фредди, когда она утром увидела его на кладбище. Сабальса продолжал:
— Он сказал, что вид Альфредо его напугал и он попытался с ним поговорить, но Фредди пробормотал что-то нечленораздельное и ушел. Это обеспокоило друга еще больше, и, пообедав, он отправился к нему домой. Он постучал в дверь и после того, как ему не открыли, заглянул в окно и увидел включенный телевизор. Он снова начал стучать и, не дождавшись ответа, вошел, воспользовавшись ключом, который, по его словам, лежал под каким-то цветочным горшком у входа, чтобы друзья могли заходить к нему в гости, когда захотят. Он утверждает, что всем его друзьям известно о существовании этого ключа. Он вошел и увидел Фредди висящим напротив лестничного пролета. Преодолев свой страх перед смертью, он схватил кухонный нож, взбежал по лестнице и перерезал веревку. По его словам, Фредди еще дергал ногами. Он позвонил в службу спасения и сопровождал Фредди на скорой в больницу. Если вы хотите с ним поговорить, он сейчас в комнате для посетителей.
Амайя вздохнула.
— Это все?
— Да, друг утверждает, что Альфредо уже несколько дней находился в удрученном состоянии. Он не уверен, что дело именно в этом, но, по его словам, его жена… — Сабальса замялся, — …что ваша сестра от него ушла.
— Это действительно так, — подтвердила она.
— Тогда это действительно могло толкнуть его на самоубийство. Он оставил записку.
Сабальса показал им пакет для улик, внутри которого виднелся грязный обрывок бумаги. Он выглядел влажным и помятым.
— Записка помята, потому что он держал ее в кулаке. Ее извлекли из его руки уже в карете скорой помощи. А влажная она, наверное, от слизи из носа и слез. Но ее все равно можно прочитать. «Я люблю тебя, Анна. Я всегда тебя буду любить».
Амайя посмотрела на Ириарте и снова перевела взгляд на Сабальсу.
— Сабальса, мою сестру зовут Роз, Розаура. Я думала, что мы все знаем, кто такая Анна.
— О, — только и произнес Сабальса, — простите… Я…
— Приведите сюда этого друга, — распорядился Ириарте, укоризненно глядя на помощника инспектора.
Когда тот вышел, Ириарте обернулся к Амайе.
— Извините его, он не знал, а мне обо всем этом рассказали по телефону. Эта записка устанавливает связь между Фредди и Анной, и именно по этой причине комиссар хочет нас видеть.
Сабальса вернулся через несколько минут в обществе смуглого и сухощавого мужчины, которому на вид можно было дать лет тридцать с небольшим. Он был одет в джинсы, которые были ему велики, и черный пуховик и как будто терялся внутри одежды, из-за чего казался еще более тощим. Несмотря на тягостное событие, которое ему пришлось пережить, его лицо сияло удовлетворением, вызванным, вероятно, переполохом, источником которого он стал благодаря Фредди.
— Это Анхель Остоласа. Инспекторы Саласар и Ириарте.
Амайя протянула Анхелю руку и уловила легкую дрожь в его пальцах. Он, похоже, собирался рассказать им всю историю с самого начала и со всеми подробностями и поэтому был немного разочарован, когда Амайя повернула разговор в еще неисследованное русло.
— Насколько хорошо вы знали Фредди?
— Мы знакомы с детства, вместе учились в школе, а потом в колледже, который он затем бросил. Но мы всегда были членами одной компании.
— Но вы были достаточно близки, чтобы рассказывать друг другу, скажем, очень интимные вещи?
— Ну… Я не знаю… Да, пожалуй.
