Амайя прижала ее к своей груди и опустила лицо в седые волосы Энграси, которые, как всегда, пахли жимолостью.
— Джеймс, это больше не повторится, — твердо заявила она.
— Ты не можешь быть в этом уверена.
— И все же я уверена.
— А я не уверен. И я не могу позволить тебе расхаживать с оружием, если с тобой может случиться панический приступ.
Амайя высвободилась из объятий Энграси и большими шагами пересекла комнату.
— Джеймс, я инспектор полиции. Я не могу работать, если при мне не будет оружия.
— Не работай, — заявил Джеймс.
— Я не могу бросить это дело. Это разрушит мою карьеру. Мне уже никто и никогда не будет доверять.
— По сравнению с твоим здоровьем это второстепенно.
— Джеймс, я не оставлю это расследование. Я не могу этого сделать. И даже если бы могла, все равно бы этого не сделала.
В ее голосе звучали решимость и сила духа, которые всегда были ей присущи. Перед ними стояла не Амайя, а инспектор Саласар. Джеймс встал с дивана и подошел к ней.
— Хорошо, пусть так, но без оружия.
Он думал, что она начнет протестовать, но она внимательно посмотрела на него, а затем на плачущую сестру.
— Ладно, — согласилась она. — Без оружия.
39
Виктор продолжал бриться традиционным способом — при помощи бруска мыла, помазка и ножа. Конечно, в идеале следовало бы пользоваться опасной бритвой, как это делали его отец и дед, но он однажды попытался пустить ее в дело и решил, что это не для него. Как бы то ни было, нож позволял ему быть всегда гладко выбритым, а крем оставлял на коже аромат, который Флора просто обожала. Он взглянул в зеркало и улыбнулся глуповатому виду, который ему придавала покрывающая его лицо пена. Флора. Если этот способ бритья ей нравился, значит, им он и будет пользоваться. Его жизнь полностью изменилась в тот момент, когда он смог признать, что не желает от нее отрекаться, что Флора с ее сильным характером и этим ее стремлением контролировать все на свете — это именно та женщина, которая ему нужна. В какой-то момент он возненавидел ее властный характер и деспотичные замашки, но теперь он научился все это ценить.
Он потерял лучшие годы жизни, находясь под воздействием алкоголя. Но тогда он был для него единственным выходом, путем спасения, к которому он прибегал, когда его инстинкты сталкивались с беспрерывной тиранией Флоры. Он был не в состоянии понять, что Флора — это единственная женщина, которая способна его любить, единственная женщина, которую способен любить он, и единственная, кого ему хочется удовлетворять. Размышляя об этом, он отдавал себе отчет в том, что начал так пить, чтобы отомстить ей, чтобы сбежать от Флоры и в то же время угодить ей, потому что алкоголь позволял ему приспособиться к ее железной дисциплине, оглушая его чувства и превращая его в того мужа, которого она хотела видеть.
Но в конце концов он утратил чувство меры, точную формулу, делавшую его жизнь под властью Флоры терпимой. Горькая ирония заключалась в том, что средство, позволившее ему сохранить брак, с годами стало причиной, по которой Флора его оставила. На протяжении первого года после расставания с ней он вел отчаянную борьбу со своей зависимостью и в первые месяцы даже опустился на самое дно, о чем у него сохранились лишь самые смутные и обрывочные воспоминания, похожие на старый черно-белый фильм на исцарапанной пленке. Однажды на рассвете, после того как он много дней не выходил из дома, предаваясь пороку и саможалению, он проснулся на полу, в луже собственной блевоты, и ощутил в душе такую пустоту и холод, которые до той поры были ему неизвестны.
Только после того как он осознал, что рискует потерять единственное, что наполняет его жизнь смыслом, он начал меняться.
Флора не хотела оформлять развод, хотя во всех остальных отношениях они расстались. Они не общались и стали друг другу чужими, и не потому, что он ее не любил. Флора приняла решение и применила к их отношениям новые правила, не считаясь с его мнением. Хотя справедливости ради следует признать, что в тот период он был не способен принять какое-либо решение, не подразумевавшее употребление алкоголя. Но никогда, даже оказываясь на дне этиловой бездны, он не хотел расставаться с Флорой.
Сейчас, похоже, их отношения начали меняться. Прилагаемые им усилия, количество трезвых дней, его опрятный вид и постоянные знаки внимания, которые он ей оказывал, похоже, начали, наконец, приносить свои плоды. На протяжении долгих месяцев он ежедневно являлся в кондитерскую и каждый день просил ее о свидании. Он надеялся, что они смогут вместе пообедать или погулять, посетить службу в церкви или съездить в деловую поездку. Но до этой последней недели она всегда ему отказывала. Лишь после того, как в честь годовщины их свадьбы он подарил ей букет роз, Флора смягчилась и снова приняла его общество.
Он был готов на все, он чувствовал в себе силы выполнить любое условие, лишь бы снова получить шанс быть рядом с ней. Отказ от алкоголя стал самым важным решением в его жизни. Сначала он думал, что каждый день, который он проведет без выпивки, станет для него пыткой и жуткая реальность нависнет над ним черной тучей. Но за последние месяцы он обнаружил, что в самом решении отказаться от этой привычки скрывалась необычайная сила, и он ежедневно ею подпитывался, находя во власти над самим собой свободу и неукротимую мощь, которые он ощущал только в молодости, когда еще был тем, кем хотел быть. Подойдя к шкафу, он выбрал рубашку, которая особенно нравилась Флоре. Но, осмотрев ее со всех сторон, он решил, что она немного помялась и нуждается в утюге. Насвистывая, он сбежал по лестнице вниз.
* * *
Часы на церкви Святого Иакова показывали одиннадцать, но вокруг царили сумерки, как будто уже вечерело. Стоял один из тех мрачных зимних дней, когда заря замирала уже после первых проблесков и рассвет так и не наступал. Такие темные дни были частью ее детских воспоминаний, и она также помнила, что в детстве ей часто снились тепло и ласковые солнечные лучи. Однажды кто-то из одноклассниц подарил ей толстый цветной каталог туристических агентств. Несколько месяцев подряд она листала толстые страницы, наслаждаясь фотографиями солнечных пляжей и невозможно синего неба, в то время как улицы заполнялись клочьями тумана, наползающего на город с реки. Амайя проклинала это место, в котором рассвет наступал далеко не всегда. Иногда жителям города приходилось неделями существовать в тусклом полумраке, как будто огромный летающий джинн перенес Элисондо на далекий исландский остров с той разницей, что в отличие от жителей Заполярья им не суждено было порадоваться ночам, когда солнце не опускалось за горизонт.
В Бастане ночи были темными и зловещими. Стены домов, как и в старину, являлись теми границами безопасности, за которыми подстерегала неизвестность. Поэтому не было ничего странного в том, что всего сто лет назад девяносто процентов населения Бастана верило в существование ведьм, в присутствие зла, подкарауливающего людей в ночи, и в силу магических заговоров, позволяющих удерживать его в каких-то рамках. Жизнь в Элисондо была очень трудной для предков. Для смелых и упрямых мужчин и женщин, вопреки всякой логике вознамерившихся поселиться в этих зеленых и влажных местах. Долина обернулась к переселенцам своей самой враждебной и негостеприимной стороной, гноя их урожаи, изнуряя болезнями их детей, почти полностью выкашивая те немногие семьи, которые продолжали держаться за эти земли.
