— Но зачем же бить ногами?
— А руками я бы не справился. Он старше меня на два года!
— Боже, — простонала мама. — В какой семье его воспитывали?
— В той же, что и Зуру. Я его брат.
— Ты? Брат Зураба Ристави? — Мама была бы больше шокирована лишь в том случае, если бы услышала, что Давид сын сатаны.
— Выходит, ты врала нам все это время, — сумрачно проговорил Селезнев, взглянув на дочь.
— Насчет чего?
— Своей дружбы с Зурабом. Прикрывалась ею, чтобы встречаться с этим башибузуком?
— Зура мой добрый друг. Дато тоже. Ближе них у меня никого нет, только вы.
— Домой! — скомандовал отец.
— Я туда и направлялась, — огрызнулась Маша и зашагала к подъездной двери.
— Я позвоню! — крикнул ей вдогонку Дато.
— Даже не думай, — покачал головой Селезнев.
И захлопнул подъездную дверь.
Утром Машу разбудили и велели срочно собираться.
— Куда? — сонно спросила она.
— В Батуми.
— Но мы же планировали поехать туда в августе…
— Отправимся пораньше, — бросила мама, деловито достав Машин чемодан и складывая в него заранее приготовленные вещи. — У меня нестерпимо болят суставы.
Каждое лето они ездили в одно и то же место — батумский санаторий для «элиты». Селезнев отправлял туда своих девочек на две-три недели, сам навещал их лишь по выходным. Маша там просто купалась, загорала и играла с детворой, а мама проходила всевозможные процедуры. У всех ее предков по женской линии был артрит. И она очень боялась, что эта болезнь не минует и ее. Пожалуй, именно этот страх и провоцировал боли. Но врачи ничего не находили, а мама все равно жаловалась. Особенно плохо ей бывало, когда она нервничала…
— Вставай скорее, — прикрикнула она на Машу. — Машина скоро будет. А тебе еще умываться и завтракать. Вещи я, так и быть, за тебя соберу.
Спустя двадцать минут они садились в ту самую «Волгу», с которой Дато пытался снять оленя, а через полчаса отправлялись с вокзала в направлении Батуми.
Чего родители хотели добиться, увозя дочь из Тбилиси? Разлучить ее с Дато? Бесспорно. Неужели они думали, что это так легко? Да, она уехала, можно сказать, пропала, не предупредив его. И пробудет вдали от своего башибузука больше месяца. И что? Разве это что-то изменит? Она все равно будет думать о нем, любить его и ждать встречи. Она напишет ему письмо. Нет, лучше пошлет телеграмму. А еще позвонит соседям Ристави и попросит позвать к трубке Дато. Он все поймет. И так же, как и она, не перестанет думать о ней, любить и ждать.
Она сделала так, как планировала. Благо, у нее имелись деньги на телеграммы, письма и звонки. И все пять недель, что Маша находилась в Батуми, они общались. Разлука только разожгла их чувства. Маша безумно скучала. Иной раз ей казалось, что она умирает без Дато. Перед глазами — черно, как будто клиническая смерть наступила от душевной боли, вызванной разлукой. Но, как удар электрошока, вспыхивала мысль о том, что, потерпев, она увидит Дато, прижмется к его стройному телу, покрытому выгоревшим на солнце пушком, заглянет в его шоколадно-карие глаза в окружении угольно-черных ресниц, коснется его губ, ярких, как гранат, который он так любит… И Маша воскресала!
Все же она была хорошей актрисой, раз мама не поняла, что творится в душе ее дочери. Решила, что блажь прошла и ребенок думать забыл о башибузуке. Поэтому, когда они вернулись в Тбилиси, Машу никто не «пас». И она вместо того, чтобы пойти гулять с одноклассницами, хорошими девочками, одобренными родителями, помчалась в Сололаки к Дато.
Маша не знала, дома ли он. Предполагала, что, скорее всего, нет. Что ему делать в четырех стенах, когда такая хорошая погода, каникулы и куча друзей, с которыми интересно? Она не смогла поставить Дато в известность о том, когда точно приедет. И теперь шла на авось. Не его, так Зуру застанет дома, что вовсе неплохо. С ним повидаться тоже приятно.
…Арка, двор, липа, отцветшая, но все равно прекрасная. А на ее ветке он — Дато. Сидит, свесив ноги, и смотрит на Машу лучистыми глазами. На щеках «завитушки». На носу огромная царапина.
— Кто тебя так? — спросила Маша.
— Бандит, — сообщил он. — Вон он… — И указал на крупного кота, разгуливавшего по двору.
— Ты от него на дереве прячешься? — рассмеялась Маша.
— Нет. Я тут из-за него оказался. Он забрался на липу, а слезть боялся. Гио попросил меня его снять.
С этими словами Дато спрыгнул с дерева. С четырех метров. Маша испуганно ахнула. Но Дато аккуратно приземлился и уже через пару секунд держал ее в объятиях.
— Я как знал, что ты сегодня вернешься, — прошептал он, зарывшись своим исцарапанным носом в копну ее волос.
— Я так скучала…
— А я просто умирал.
Маша была гораздо ниже его. Он долговязый, она миниатюрная. Ее макушка обычно находилась на уровне его подбородка. Но за те пять недель, что они не виделись, Дато еще больше подрос. Настоящий великан! Маше пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ.
— Твои родители не дадут нам встречаться, — сказал он, когда их уста разомкнулись.
— Мы что-нибудь придумаем.
— Новую стратегию?
— Точно. И будем осторожнее.
— Как считаешь, Зура теперь тоже в черном списке твоего отца?
— Вряд ли.
— А то он уже расстроился. Зурабу очень нравятся твои предки. Говорит, они мировые.
— Они на самом деле такие. Зура дома? Хочу с ним повидаться.
— Пойдем.
— Только я ненадолго. Домой надо вернуться. Я сказала, что иду к однокласснице на часок, чтоб взять список книг для внеклассного чтения.
— Я отвезу тебя. — Он обнял ее за плечи и повел к лестнице.
— Казбек еще не развалился? Перед моим отъездом он едва выдерживал одного тебя.
— Я заварил раму, покрасил ее. На спицы новые катафоты поставил. Теперь Казбек настоящий царский скакун, а не старая кляча.
Маша поднималась по ступеням, слушала веселый треп Дато и млела от счастья. Он рядом. Он ее. Он самый лучший…
* * *
— Маша! — услышала она мамин оклик и стряхнула с себя задумчивость. — Хочешь чаю?
— Нет, спасибо.
— С тортом.
Маша покачала головой. Мама, вздохнув, удалилась. Если дочка отказывается от сладкого, значит, дела плохи.
Торт был именинный. С курагой, черносливом и взбитыми сливками. Огромный, красивый и невероятно вкусный. Его преподнесла Маше на шестнадцатилетие соседка-кондитер. Праздновали позавчера. Отметив его в кругу семьи, именинница убежала, чтобы отметить день рождения с подружками. Мама хотела, чтобы те пришли к ним в дом, да еще Зура, но Маша сказала, что хочет сделать все по-взрослому. То есть без родителей. Ей все же шестнадцать — совершеннолетняя.
