– Та ось… А навищо?
Ирка перебежала улицу, неслышно отворила калитку и принялась внимательно изучать при свете свечи перила и столбики крыльца.
– Ага! – наконец удовлетворенно сказала она и аккуратно кончиками пальцев отцепила от притолоки короткий волосок. – Свечи восковые? – она принюхалась к свече.
Галька судорожно кивнула:
– Пчелки у нас свои… – и тут же замолчала.
Ирка затушила свечу и, что-то неслышно шепча себе под нос, закатывала волосок в разогретый воск… вместе с сорванным у забора листом крапивы.
– Ты що там бормочешь? – испуганно прошептала Галька.
– Тебе знать не надо! – отрезала Ирка, наскоро закопала восковой шарик под крыльцо и отряхнула ладони. – Я ж обещала, что рассчитаюсь с вашим Панасом, – усмехнулась она. – Когда ему надоест волдыри расчесывать, – она снова хихикнула, – пусть три раза обойдет вокруг деревни и на все стороны света прокричит: «Прости меня, ведьма!» Заодно и твоему отцу это зрелище поможет… оставаться умным. – И глаза ее блеснули изумрудами во мраке. – А теперь… спасибо тебе. Я даже не могу сказать, какое большое! Если бы не ты… – Ирка прощально коснулась Галькиного плеча и, ничуть не прячась, отправилась к воротам.
– С глузду зъихала? – растерялась Галька. – Тэбэ ж зараз побачат!
Ирка оглянулась через плечо и улыбнулась:
– Поверь… никто меня не увидит.
«Интересное кино будет, если и с отведением глаз тут какие-нибудь свои сложности!» – внутренне сжимаясь, подумала она. И подошла к самым воротам.
Оцепеневшая Галька смотрела, как черноволосая зеленоглазая змеюка, или как там ее – ведьма? – неспешно идет через спящую деревню. У самых ворот она остановилась, опустилась на колени… и громадная черная псина, взмахнув крыльями, перелетела ограду и скрылась из виду. А часовой на сторожевой вышке все это время упоенно разглядывал луну – точно девку любимую там увидел!
– Ну и чим оти ведьмы з чужого мира от тварей Прикованного отличаются? – вслух подумала Галька. – Хиба що не сразу едят, а сперше довго чухаться заставляют, – скользнув глазами по Панасовой хате, заключила она.
Вновь в человеческом облике, Ирка стояла на опушке леса – обычного, не Мертвого, если, конечно, можно назвать обычным лес с хищными цветами с колесо величиной. За деревьями мерцали звездно-белым светом воды реки Молочной. Темно-синее небо окрасилось розовыми лучами.
– Рассвет! – прошептала Ирка, поднимая глаза к небу. – Час на переходе от ночи к дню, почти также хорошо, как и полночь!
Ирка воткнула в траву узкую граненую склянку – абсолютно прозрачную, так что сквозь ее грани сверкал, медленно затухая, звездный отсвет воды, набранной в реке Молочной. Все это надо было делать сразу, как она очутилась в Ирии, – если бы, конечно, местом высадки оказалось местечко поспокойнее Мертвого леса! Дрожащими руками Ирка вытащила из сумки маленький резной сундучок. Щелкнул замочек… и между ее пальцев заискрилась чешуя. Взмах! Словно опавший лист, плащ из шкуры дракона лег на росистую траву, замерцал, перетекая рисунком чешуи…
Ирка крепко сжала склянку с водой в ладонях. Только бы заклинание сработало, только бы все удалось, как она задумала, иначе весь ее поход превратится в дурацкую выходку глупой девчонки!
– Тело твое и душу, кровь и разум твои, царствующий змей, Айтварас Жалтис Чан Тун Ми Лун, огнем, воздухом, и землею, и твоею водою заклинаю! Силой Слова моего, силой дела и моего к тебе придела! Приди ко мне, как воды к Луне идут, позови меня, как воды Луна зовет! Где б ты ни был, где б ни жил, как кожа твоя передо мной лежит, так и тебе быть рядом со мной! Укажи мне путь! – и с размаху выплеснула воду на драконий плащ.
Вода зависла в воздухе, рассыпавшись бриллиантовой капелью… Долгий миг Ирка была уверена, что ее чаклунство не подействовало, что Ирий не принял заклятие, выстроенное по законам другого мира, и ей теперь никогда не найти Айта… Лучи рассвета окрасили капельки воды розовым, отблеск чешуи заставил вспыхнуть серебром, они засверкали как звезды и осыпались на полу драконьего плаща. Разбежались в разные стороны, точно звездные лучи, заметались… растерянно, как пес, вот только что чуявший и вдруг потерявший хозяйский запах… Шарики воды оббежали плащ раз, другой, завились в спираль… и четко сложились в тонкий луч, нацеленный сквозь лес, вдоль реки и дальше, дальше…
«Спеши! – неслышимый голос шепнул Ирке в уши. – Торопись!» Она протянула склянку – и водный луч скользнул внутрь, напоследок словно указкой ткнув в сторону надвигающегося рассвета. Ирка торопливо запечатала свой чаклунский «компас», сдернула плащ с травы – и громадная черная борзая пронеслась по берегу реки Молочной.
* * *
Здоровенный, крупнее самого крупного волка, рыжий лис неторопливой трусцой оббегал разбросанные вокруг поселения приграничников ошметки крикс. Время от времени он застывал в задумчивости – Шерлок Холмс, погруженный в трудную, но несомненно разрешимую задачу, разве что трубки и скрипки не хватало. Над лесом у реки Молочной сверкнуло изумрудное зарево. Лис замер, поджав лапу и напряженно нюхая воздух, звенящий от пришедшей в движение Силы. Длинными скачками рванул к переливающемуся между кронами деревьев изумрудному сиянию.
Танька и Богдан
Глава 11. Неизвестная Елизавета Григорьевна
– И чего теперь? – Ментовский Вовкулака опустился на кухонную табуретку. – То у меня была одна пропавшая, а теперь три с половиной?
– А за половину вы козу или Лику считаете? – мрачно поинтересовался Богдан. – Потому как бабка – пропажа полноценная.
Отсутствие обеих хозяек в доме действительно… ощущалось. Богдан только сейчас понял: что бы ни творилось вокруг дома – хоть восстание зловещих мертвецов, хоть битва драконов, – всегда оставалось чувство, что здесь, на этой кухне, ты в абсолютной безопасности! А теперь хотелось найти что-нибудь теплое и закутаться, будто дом вдруг стал открыт всем ветрам и они с воем носятся сквозь пустые, потерявшие ощущение жизни комнаты. Недаром ро́бленные уже по третьей чашке чая выдувают и все никак не согреются. Маринка нервно схватилась за чайник – о, на четвертый круг пошли!
Ментовский Вовкулака рванул к холодильнику, бормоча:
– Хоть бы борщ какой остался, я без него думать не могу. – Он распахнул дверцу… и замер. В холодильнике не горел свет. Он был совершенно пуст, тщательно вымыт и отключен от сети.
– Так моя мама делает, когда мы все уезжаем, – пробормотал Богдан.
– Ну и что бы это значило? – озадаченно спросил Вовкулака. Маринка иронически хмыкнула, налила еще одну чашку чая и подсунула ему блюдо с овсяным печеньем. – Сено! Для девочек и коз! – с отвращением откусывая от печенюшки, рыкнул Вовкулака. – Ну и как это… – он скривился в сторону холодильника, – согласуется с показаниями остроносой тетки, как ее…
– Кумушницы… – прошептала Танька.
