– Ему что, воды мало? – все еще злобно буркнул кот… и это бурчание вдруг заставило лежащего очнуться. Распрямившейся пружиной он вскочил на ноги. Замер, неподвижными глазами уставившись перед собой – Ирка даже оглянулась, но ничего, кроме каменной стены не увидела.
– Айт? – будто переспрашивая, будто не уверен, тихим шепотом повторил он. – Айтварас… Жалтис… Чанг Тун Ми Лун… Великий… Дракон… Вод… – раздельно, с расстановкой продолжал он, точно примеряя каждое имя и даже невольно чуть поводя плечами – не жмет ли. Ирка истово закивала, так что мокрые волосы запрыгали по плечам, а слезы брызнули со щек. – Да… – снова прошептал он. – Да… – оторвал взгляд от стены и уставился на Ирку пристально, изучающе – что-то черное и мрачное ворочалось в его зрачках, то и дело вспыхивая темно-красными искрами, как блики закатного солнца на воде. Он оглядел Ирку от кончиков мокрых волос до кончиков драных и мокрых туфель… и под этим испытующим взглядом она вдруг четко осознала, что ее волосы выглядят как утонувшее воронье гнездо. Рубашка мокрая, закопченная, грязная и драная, а вспоротые нитки вышивки торчат во все стороны. А юбка для верховой езды – просто стянутые поясом длинные лоскуты, из-под которых выглядывают исцарапанные грязные ноги.
– Ты… – он прикрыл глаза, словно вспоминая. – Та самая ведьма… Надо же… Действительно, нашла… – И снова окинул Ирку долгим и… неужели насмешливым? взглядом.
– Айт… – растерянно прошептала Ирка. – Ты что? – И невольно поддернула болтающиеся лохмотья юбки. Он ей… совсем не рад? Ну ладно, ей… а просто своей свободе? Или он думал, она явится его спасать в платье от кутюр, с маникюром, прической и макияжем из салона красоты? Она бы и сама хотела, только такие чудеса разве что в анимэ бывают!
– Ирка-а-а! – вдруг протянул он, и на губах его вспыхнула улыбка, сверкающая, как солнечная дорожка на море. – Ты меня нашла!
Ирка взвизгнула и кинулась к нему, навстречу его широко распахнутым, счастливым и все еще неверящим глазам, протянутым рукам… Он засмеялся, весело и торжествующе и потянулся к ее губам… Ирка схватила его за руку, дернула и поволокла к лестнице:
– Все потом, Айт! Скорее, надо Пенька спасать, вдруг там сыроеды его уже едят!
– Какого… Кого… – Змей уперся ногами в пол. Сравняться силой с драконом Ирка не могла – его рука вырвалась из ее пальцев, он остановился, недоуменно глядя на нее. – С каких пор сыроеды предпочитают дерево живому мясу, и почему этот пень надо спасать?
– Пенек не дерево, хоть и пенек, это я его так зову – Пенек… – приплясывая от нетерпения, завопила Ирка. – Он как раз мясо, в смысле, человек! Местный парень!
– Мясной? – Он знакомо приподнял бровь. – Зачем спасать какого-то поселянина? Сыроеды тоже должны кормиться.
– Хотя бы затем, что это он тебя спасает! Чтоб мы в башню могли пройти! – рявкнула Ирка. – А ты… Айт, ты вообще ничего не соображаешь? Прямо какой-то… тормоз! Некогда мне с тобой разбираться! – Ирка кинулась к лестнице и в мгновение ока исчезла из виду. Кот пестрой молнией метнулся за ней, только укоризненно мявкнул на застывшего посреди зала змея.
– Надо спасать кого-то, кто спасает меня, – ошалело пробормотал тот. – При этом он – пенек, а я – тормоз. Бр-р-р! – Он встряхнул длинными темными волосами, ошарашено поглядел на опустевшую лестницу. – Она что… совсем убежала? Эй, ты куда? Погоди! – И кинулся следом.
Глава 46. Спасение спасателя, дежавю
Черная борзая мчалась через лес. Примятая дорожка показывала путь, пройденный цепочкой сыроедов, а бьющие в нос запахи рассказывали историю так, будто Хортица все видела своими глазами. Вот здесь Пенек бежал, спотыкаясь о подвернувшиеся под ногу корни и запутываясь в подлеске. А сзади – шлеп-шлеп! – вроде бы не быстро, но неутомимо и неуклонно следовала цепочка сыроедов, извилистой лентой огибая препятствия. Здесь хрипло дышащий Пенек врезался в поваленное бурей дерево, перебрался, оскальзываясь по гниющей коре и обдирая ладони и колени о сучья – на лежащем поперек дороги стволе остался запах его крови. Спотыкаясь, побежал дальше. Из чащи вытянулась цепочка сыроедов и, как трактор на гусеничном ходу, перевалилась через поваленный ствол. Пенек бежал, ветви хлестали по лицу, а преследователи скакали следом, и на лицах-масках не отражалось ничего. Они не торопились. Они знали.
Пенек ловил ртом воздух. Он слабел. Споткнулся опять, упал на колени. Скок-скок! Сыроеды выдвинулись из-за кустов. Скок-скок! Они приближались. Со стоном вытолкнув воздух из стиснутой груди, Пенек поднялся и заставил себя двигаться дальше. Ему даже казалось, что он бежит, но шаг его становился все медленнее… Скок-скок! Не ускоряясь, но и не замедляясь ни на миг, сыроеды следовали за ним. Пенек оглянулся, лицо его исказило отчаяние – запах этого отчаяния еще витал над землей. Сыроеды прыгали прямо у него за спиной. Вверх-вниз, вверх-вниз одноглазые физиономии-маски опускались и подскакивали, опускались и подскакивали… Пенек швырнул себя вперед – быстрее, быстрее, быс… Он растянулся во весь рост. Шлеп-шлеп! Неумолимое шлепанье было совсем близко. Вспыхнула острая боль – словно пробуя на вкус, предводитель цепочки сыроедов скользнул клыками по ноге. Пенек взвыл от боли, попытался ползти… Сыроеды накрыли его, как приливная волна. Земля разверзлась прямо перед Пеньком. Цепочка прыгающих страшилищ обмоталась вокруг него… и его потащили внутрь. Он отчаянно раскорячился, упираясь руками и ногами. Еще мгновение видны были его цепляющиеся пальцы, потом края дыры осыпались и он исчез окончательно.
Черная борзая с треском проломилась сквозь кусты, ринулась к полузасыпанной дыре под корнями деревьев и принялась рыть. Земля посыпалась, Хортица коротко тявкнула и… вместе с грудой земли рухнула в проход.
– Га-а-аввв! – то ли лая, то ли скуля, бешено тормозя лапами, Хортица неслась вместе с потоком осыпающейся земли с такой скоростью, что уши отгибались назад. – Ва-а-аа! – мимо мелькали стены туннеля – вдоль них тянулись поручни, как в танцевальном зале – видно, чтоб сыроеды могли цепляться, когда ходят по одиночке. Проносились комнаты, аккуратные, как в фильме про хоббитов, – у порога перед низенькими полукруглыми дверями, поджидая хозяина, всегда стояла тапочка. Одна. Дохнуло холодом, Хортица просвистела мимо распахнутой двери в настоящий ледник – на выточенных из цельных кусков льда кубах лежали замороженные мясные туши. Ирка с грохотом вылетела в кухонную пещеру.
Сразу понятно, что кухонную – с потолка свисали крюки для туш. А на разделочном столе… лежал мертвый кот. Крупный, как Иркин, и наверняка такой же разумный. Он был наглый, отважный и независимый… До того, как стал едой. Для одноглазых толстобрюхих человечков.
Одноглазые толстобрюхие человечки медленно, один за другим, обернулись к вломившейся в их кухню Хортице.
– Собака! – щеря серповидные клычки, протянул один.
– Оборотниха! – поправил второй, и шнуровидные пасти начали довольно щериться.
– Оборотниххх-ха! Сама пришшшшла!
– Нечего на нее пялиться! Сюда глядите своими зенками погаными! – Весь исцарапанный, всклокоченный, так что светлые волосы торчали во все стороны как на старой щетке, Пенек замер посреди кухонной пещеры. Одной рукой парень крепко сжимал свисающий с потолка крюк… А в другой держал ухваченного за тонкую шейку сыроеда! Сыроед отчаянно дергал болтающейся в воздухе ногой, коготками на единственной руке пытался царапать стиснутые на его шее пальцы Пенька. Пенек немедленно сжимал хватку крепче, сыроед начинал судорожно хватать губами воздух. Торчащий посреди лба глаз вертелся в треугольной дырке-глазнице.
