1
Обычно летом на Миссисипи можно свариться и поджариться одновременно или даже обуглиться, если рискнуть одеться во что-то потеплее, чем хлопчатобумажная футболка. Сегодня утром — дело происходит в 1989 году — я полез в ящик письменного стола и обнаружил, что почтовые марки склеились, намертво прилипнув друг к другу, и отнес их в холодильник. Мое первое воспоминание о Максе как раз и относится к одному из тех дней середины июля, когда мы все сходили с ума от неимоверной жары и влажности, когда машины, деревья и даже люди на расстоянии были неразличимы на фоне какого-то марева. Солнце казалось огромным и необъятным, — день тек своим чередом, а небо представлялось одним исполинским ярко-желтым тентом, покрывавшим все и вся. Самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации, — это по-дурацки блаженно улыбаться, делая вид, что наслаждаешься благодатным теплом. Я и Сьюзен сидели на переднем крыльце — так мы называли несколько каменных ступенек, спускавшихся к лужайке, поросшей колючей травой и дурманом, взявшим в плен все дома нашего квартала. Для того чтобы почувствовать хоть какую-то прохладу, мы принялись обсуждать планы покупки кондиционера.
Урчание выехавшего из-за угла грузовичка заставило меня выпрямиться. Этот звук невозможно спутать ни с каким другим: мотор рычит громче, чем двигатель легковушки, но явно не дотягивает до рева настоящего грузового фургона. Судя по звуку, это был небольшой пикап, и мне стало интересно, кого же это занесло в наши края. На улицу выехал серый грузовичок и, словно испытывая сомнение, застыл на месте, как похоронный автобус, водитель которого не понял, на то ли кладбище он приехал. Порычав некоторое время на холостых оборотах, машина наконец рванулась вперед, сдала назад и с похвальным мастерством припарковалась впритирку с нашей «хондой-сивик». Двигатель умолк, и в следующий момент из кабины вылез коренастый человек в зеркальных солнцезащитных очках. Сьюзен приветственно взмахнула рукой, — как бывший северянин, я до сих пор только привыкаю к этому милому обычаю.
Человек в ответ улыбнулся, хотя я не уверен, что он сначала вообще нас заметил. Он задрал голову, рассматривая наш квартал. Дома здесь двухэтажные, впечатление высоты создается оттого, что они все построены на склоне холма, спускающегося к тротуару. Потом человек взглянул на сверкнувший в его руке какой-то предмет — наверное, на ключ. Фигура приезжего была окружена свечением — его было трудно рассмотреть до тех пор, пока он не подошел ближе.
Сьюзен толкнула меня коленом:
— Должно быть, это новый жилец из соседнего дома. Кажется, он снял его уже два месяца назад.
Я кивнул — осторожно, чтобы со лба не слетели капли пота. Сьюзен в блузке без рукавов и в шортах не брала никакая жара. Ее золотисто-каштановые волосы красивыми колечками падали на шею. Она нисколько не страдала, но, в конце концов, она была уроженкой этих мест.
Сьюзен еще раз надавила на меня коленом. Я встал с плетеного стула, который жалобно, словно падшая душа, застонал. Человек приближался к нашему дому. Он был хрупкого телосложения, жилист; одежда его состояла из облегающих джинсов и футболки. Густые каштановые волосы копной возвышались над угловатым лицом. Если и было в нем что-то примечательное — так это лицо, не черты лица, а само его выражение. Было в нем нечто плутовское, как у карточного игрока, который собирается выиграть, имея на руках всего пару двоек. Он снял очки и оказался обладателем по-настоящему синих глаз.
— Привет, — радостно произнесла Сьюзен, с выражением, которое я называю «приветливая хозяйка».
— Привет, — ответил он, и шулерское в нем внезапно сменилось теплой и внушающей доверие улыбкой. — Вы живете в С-8?
Сьюзен и я одновременно кивнули.
— Ну, значит, я на месте, и если дверь откроется…
С этими словами человек вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Это удалось ему сравнительно легко, но линялая белая дверь сильно разбухла от влажности. Незнакомец надавил, но она не поддалась. Он попробовал снова, вены на руках его вздулись, как веревки. Внезапно он, отпрянув, резко толкнул дверь всем телом, словно стараясь кого-то повалить. Дверь со страшным скрипом отворилась, и человек победно улыбнулся.
— Вот так! Похоже, что я — ваш новый сосед. — Он распахнул дверь во всю ширину и отступил на наши ступени, которые были продолжением его крыльца. — Меня зовут Макс Финстер, я буду работать на историческом факультете.
Я ожидал сокрушительного рукопожатия, и я его получил. Та же участь подстерегала и Сьюзен, — он так сдавил ей руку, что она поморщилась. Я сказал ему, что нас зовут Дон и Сьюзен Шапиро, это была истинная правда, и что мы в восторге от знакомства с новым соседом, что было похоже на правду только отчасти. Но по крайней мере, нам действительно приятно видеть в квартале новое лицо. Наши соседи справа уехали на недельку на Мексиканский залив, а блок С-7 пустовал с июня. В середине июля в Оксфорде почти ничего не происходит, если не считать подведения итогов университетского семестра. Вечеринки начинают отдавать инцестом, потому что туда ходит один и тот же узкий круг людей, в основном факультетских преподавателей, по тем или иным причинам оставшихся на лето дома. Сьюзен смертельно скучала и, полагаю, имела на это полное право. Мы не могли позволить себе длительный отдых, поэтому сошлись на том, что провели неделю у родителей Сьюзен в Джорджии, а потом собирались поехать отдохнуть на один-два уик-энда в августе. Но пока мы коротали свободное время сидя на крыльце.
Первой реакцией Макса, когда он вошел в свою новую квартиру, был тихий долгий свист.
— Бог мой, я мог бы сдать эти апартаменты троим ньюйоркцам, и у меня осталась бы еще одна комната. Или нет, я мог бы вообще сдать все это в субаренду и жить припеваючи, как лендлорд. Неужели эта квартирка действительно так велика, как кажется? — Голос его почти затих, когда он вошел в один из чуланов.
С-7 был почти такой же величины и имел такую же планировку, как и наши апартаменты, но я уже забыл, каким просторным казалось наше жилье по сравнению с городскими клетушками. Четыре большие комнаты, выходящие в один общий короткий коридор, находившийся в центре квадрата, в углах которого помещались комнаты. Предполагалось, что одно помещение должно быть кухней, а другое — спальней. В квартире полно чуланов и встроенных шкафов и одна, довольно скромная, кладовая для продуктов.
— Вы приехали один? — спросила Сьюзен, моя вечно матримониально озабоченная женушка.
— Гм, о да, конечно, я один-одинешенек, преподаватель младших факультетов с отвратительными холостяцкими привычками. — В его голосе было что-то актерское, одновременно истертое и банальное.
Он вышел из своей новой квартиры, приветливо улыбаясь Сьюзен. Я преподаватель английского языка, поэтому предпочитаю говорунов молчунам. Первые выдают себя хотя бы тем, что произносят…
— Ну… — Сьюзен толкнула меня в бок. — Вы не возражаете, если мы поможем вам разгрузить вещи?
