У меня не было времени осмотреть стенные шкафы и чуланы, если не считать большой кладовки в прихожей, дверь которой была открыта настежь. Коричневый грузовой велосипед стоял здесь, как изгнанный за провинности пес, на раму была намотана двойная эластичная корда. На стене висели свитера и спортивные брюки, вместе с несколькими шинами. Посередине красовался огромный ящик с запчастями к велосипеду — фарой, седлом — и эластичным шнуром. Большая часть его казалась сильно потрепанной и не раз использованной. Некоторые куски были так растянуты, что покрытие растрескалось, обнажив скелет из скрученных волокон. Один из шнуров показался мне запачканным кровью, но, приглядевшись, я увидел, что это цвет матерчатых волокон.
Никаких наручников, никаких вибраторов. Наверное, Макс был специалистом по вербальному садизму. Или, может быть, я не там искал. Я нашел два нормальных стула и стол на кухне, в углу которой стоял радиоприемник. Статуя Приапа красовалась на столе — почему именно на кухне? — но кто-то привязал лист магнолии на самое выдающееся место. Плита была чистая, хотя и не новая; она стояла рядом со столом, на котором были расставлены керамические банки с сухой фасолью, ячменем и рисом. Я еще раз огляделся, разочарованный тем, что мне не удалось найти скелет. Это было типичное жилище холостяка, причем не слишком шикарное. Я бы сказал, что оно было намеренно спартанским. Если человек живет в квартире полгода и не покупает стулья, то он не делает этого не из лени. Под раковиной я нашел совок и швабру. Такие же, как у меня, — купленные в том же «Уол-Марте». Прежде чем уйти, я подмел в прихожей, убрав осколки стекла.
Я крикнул Максу «До свидания!». Он вылез из-под душа, но еще не вышел из ванной. Я хотел было задержаться, но есть границы интереса к чужой жизни. Сьюзен работала в госпитале; на часах было 3.30, я был предоставлен самому себе. Прежде я бы не знал, что делать и как убить оставшуюся до обеда пропасть времени. Теперь же мне казалось, что время съежилось и усохло, во всяком случае до вполне приемлемых пределов. Вернувшись в кабинет, я точно измерил, насколько проволока входит в отверстие, когда наружная затычка находится на месте, и обрезал ее вровень со стеной. Потом я взял эстамп, который стоял прислоненный к книжному шкафу, заклеил края разрыва и, прищурившись, рассмотрел результат. Получилось довольно пристойно, во всяком случае, для того, чтобы послужить маскировкой. Я взял в кладовой зонтик, сунул эстамп в пластиковый пакет и отправился в багетную мастерскую. Полтора часа спустя эстамп снова висел на стене чуть выше своего прежнего места.
Вечером после еды я пришел в кабинет и запер дверь. Соблюдая всевозможные меры предосторожности, по миллиметру вытащил проволоку из отверстия. Штукатурка затвердела, также как и мои чувства. Но, заглянув в отверстие, я увидел только аккуратно заправленную постель. Вероятно, Макс был у Холли, которая снимала квартиру в десяти милях от нас, в Туле. На следующий день, дождавшись полуночи, я снова извлек проволоку, но все, что я увидел, была темнота, а все, что я услышал, — это размеренное дыхание спящего Макса.
Если это не сексуальное расстройство, то что это? Я решил дождаться конца недели, надеясь на блестящие субботние перспективы.
16
Велосипедная гонка привлекла не слишком много участников. Пятнадцать человек из десяти тысяч — это и в самом деле немного для любого мероприятия. Даже иностранный сериал (в «Оле Мисс» иностранный, значит, претенциозный, значит, скучный) имел бы больший успех. Это не считая того, что мероприятие было задумано как благотворительное. Но я никогда не видел велосипедных гонок, и, думаю, те, кто пришел их смотреть, тоже. Среди пятнадцати участников была лишь одна женщина, автоматически становившаяся первой в женском соревновании. Но организаторы решили, что она будет стартовать вместе с мужчинами, которые разминались перед гонкой, разъезжая вокруг рощи.
Мероприятие это можно было, конечно, спланировать лучше. Декабрь не самое лучшее время для велосипедных гонок: температура воздуха градусов пять и чертовски сыро. Кроме того, в декабре студентам не до гонок, у них и без того масса дел — надо подчистить долги, накопившиеся за семестр. Реклама из рук вон плохая — всего несколько листовок. Устроители не удосужились даже объявить о мероприятии в газете. Небрежной оказалась и непосредственная организация соревнований. Очевидно, что каждый из участников рассчитывал в случае победы получить нечто большее, чем удовольствие от езды, но «Сигма-Дельта» решила: а почему бы и нет? — и бросила участников на произвол судьбы. Победитель получал, конечно, какие-то вульгарные призы и знал это, но были забыты многие другие вещи. Я накоротке переговорил с организатором — рыжим веснушчатым парнем по имени Дуайт. Действовал он из наилучших побуждений, но, будучи студентом, переведенным сюда по обмену из Род-Айленда, не знал, как делаются дела на Юге.
Даже я смог бы указать ему на ошибки. Во-первых, не выбрали королеву гонок, победитель не совершал круг почета по кампусу, во-вторых, после мероприятия не устроили празднества с выпивкой, в-третьих, не заготовили футболок с надписями «Первые ежегодные велосипедные гонки „Сигма-Дельты“» — я мог бы продолжить этот прискорбный список. Вместо всего этого устроили просто гонки, на которых не было никого, кроме участников и их близких друзей. Даже сами члены братства «Сигма-Дельта» не пришли дружными рядами болеть за своих. Я, например, не увидел здесь своего бывшего студента, который рекламировал гонку в союзе. Было субботнее утро, раннее утро, и большинство потенциальных болельщиков еще не пробудились после вчерашней выпивки.
Но мне все равно было любопытно, и вот я здесь, стою один, от холода переминаясь с ноги на ногу. Сьюзен сказала, что тоже пойдет, но потом так сладко уснула, что у меня не хватило духа ее разбудить. Думаю, правда, что она не пошла только из-за того, что не хотела видеть Макса. Было здесь несколько студентов-правоведов — только для того, чтобы развеять монотонную скуку зубрежки, тем более что маршрут гонки проходил мимо юридической библиотеки. Я слышал, что несколько студентов юридического тоже приняли участие, а один из них — в полосатом свитере — всерьез обсуждал с встревоженным Дуайтом вопрос о долговых платежах. Заметил я и даму-юриста, крутившую роман с Джоном и Джозефом. Вид у нее — в обтягивающих черных джинсах — был на редкость спортивным. Она послала воздушный поцелуй одному из гонщиков-правоведов, разминавшихся у рощи. Потом она подмигнула мне, и я ответил тупой радостной улыбкой.
Была среди болельщиков и Холли. Определенно эта девочка была рождена для того, чтобы носить свитера; надетый сейчас на ней зеленовато-голубой образец очень выгодно подчеркивал ее щедрые округлости. Увидев ее один раз голой, пусть даже и полускрытой высокой травой, я стал испытывать к ней более дружеские чувства; во всяком случае, мое отношение к ней стало почти интимным. Я помахал ей забинтованной рукой, и она легкой иноходью подкатилась ко мне.
Холли восхищенно взглянула на мою руку:
— О-о, что это с вами случилось?
Очевидно, Макс забинтовал рану слишком основательно для такого пустяка.
— Пробил кулаком стекло входной двери Макса. — Я с жеманной стыдливостью спрятал руку за спину. — Все не так плохо, как кажется.
