Тадаката наклонился, поднял крохотный камушек, валявшийся на скальной площадке, принялся крутить его в пальцах.
— Я считаю, Такамори предал нас, приведя сюда гайдзина. Он не должен был этого делать. Гайдзин — он и есть гайдзин. Разве мы знаем, что у него на уме сейчас! Разве мы знаем, что будет у него на уме завтра! Кто из вас может поручиться, что он не видит в нас всего лишь орудие для своих неизвестных целей — вроде топора, которым рубят лес. А когда топор затупится, его выбрасывают, не так ли? Я удивлен вашей доверчивостью, я ждал от вас другого! И я предлагаю убить гайдзина. — Он выбросил камушек, тот улетел за край площадки, полетел к земле, Артем невольно прислушался, когда раздастся стук, но так ничего и не услышал. Может, голос Тадаката заглушил звук. — Если же мое слово не победит, я готов принять любое ваше решение. Но как только мы исполним наши обязательства по Нобунага, я уйду и уведу с собой тех, кто тоже захочет уйти. Если никто не захочет — я уйду один и примкну к другому клану. И с этих пор я стану твоим врагом, Ямамото. Я сказал.
— Жестки твои слова, Тадаката, — вновь заговорил Куримото. — И возможно, во многом они справедливы. Но ты сам себя опроверг. Ты сказал: «Я удивлен вашей доверчивостью, я ждал от вас другого». Выходит, ты не догадался, что у нас на уме, а ведь мы с тобой знаем друг друга с детства. Чего уж говорить про гайдзина! И о том, что на уме у Такамори, мы не знаем, а его слово сейчас решит все...
«И я не стопроцентно уверен в том, что Такамори будет на моей стороне», — мог бы добавить от себя Артем.
А Такамори усмехнулся чему-то своему, бросил взгляд на потухающий костер-гома.
— Что вы слышали о боряку-дзюцу? — Такамори обвел поочередно взглядом всех собравшихся у костра-гома. Ответом ему было общее молчание. — Ничего. А это, между прочим, составная часть Учения Энно Одзуну. Только наш клан сохранил знание о боряку-дзюцу, а ваш клан утратил его. Знаете, почему так получилось? Знание, которое не применяется, отмирает, как отмирает ветвь дерева, к которой не поступают древесные соки.
Отсвет догорающего костра-гома падал на его морщинистое лицо. Между тем уже луна выползла из своего дневного укрытия, сделав обстановку еще более романтической.
— Боряку-дзюцу — это учение о том, как управлять событиями. Это только так кажется, будто единственное, что мы можем, — следовать за событиями, как хвост за лисой. Не все в нашей власти, мы не можем, например, по нашей прихоти вызвать бурю или заставить снег выпасть посреди лета. Но на течение человеческой жизни мы повлиять в состоянии. И не просто повлиять, а необходимым для себя образом. Я видел сегодня, как Фудзита в виде тренировки вкатывал на гору камень. Это впечатляет. Только чем поможет его сила, если его окружит отряд лучников? Что ловкость и находчивость Куримото против сотни самураев? С помощью боряку-дзюцу можно сделать так, что отряд лучников, преследующих Фудзита, получит подложное письмо с приказом возвращаться. С помощью боряку-дзюцу можно вызвать столкновение самураев одного дома с самураями другого дома, чтобы на время или навсегда им стало не до преследования яма-буси по имени Куримото или любого другого яма-буси. Ямамото мыслит, как человек, знакомый с боряку-дзюцу, это хорошо. В плане Ямамото много ошибок, но его план все равно верный...
— Как такое может быть? — не выдержал Касаи. Он перебил вопросом говорящего, и на него с осуждением взглянули все остальные: пока говорящий не дал понять, что он закончил, его нельзя перебивать.
— Очень легко такое может быть. — Такамори сделал вид, что не обратил внимания на оплошность юного яма-буси. — Например, ты идешь от моря в Долину Дымов. Ты знаешь, где она расположена, и знаешь, как добраться. Ты можешь дойти за два дня... если не наделаешь ошибок. А ты можешь их наделать — можешь не заметить коряги, упасть и повредить ногу, можешь заплутать или угодить в болото и долго из него выбираться. Можешь по молодости лет увидеть в лесу молодую симпатичную крестьянку и забыть обо всем... — Все-таки хитрый Такамори отыгрался за то, что юнец посмел его перебить. — Ты, наконец, можешь совершить некую непоправимую ошибку и не дойти вовсе до Долины Дымов. Но ты бы все равно двигался в верном направлении. Теперь понимаешь, о чем я говорил? То же самое можно сказать и о плане Ямамото. Путь, намеченный Ямамото, я считаю верным. Он полностью согласуется с учением боряку-дзюцу — подчинять события своим интересам. И поэтому я высказываюсь за него. Я читаю на ваших лицах вопрос. Зачем нам это надо? Я скажу. Мы уже давно готовы к большему, чем просто выживать. Мы уже готовы выйти из лесов и занять свое место среди людей. Пусть так и будет.
А костер-гома практически уже совсем догорел...
Часть третья
ДАЙМЁ — ДОЛЖНОСТЬ НЕ НАСЛЕДСТВЕННАЯ
Глава двадцать четвертая
СКОЛЬКО СЛУХОВ НАШИ УШИ ПОРАЖАЕТ...
Лают собаки —
Коробейник в деревню пришел.
Персики в цвету...
Бусон
Сцену окружала примитивная рампа — полукругом расставленные факелы. Сцена — всего лишь ровный участок земли, на котором сейчас, ночной порой, разыгрывалось театральное действо. Задником служила натянутая между шестами ткань черного цвета с нарисованным по центру белым квадратным контуром. Отличным дополнением заднику являлось озеро, на берегу которого все и происходило.
Несколько десятков зрителей расположились на принесенных с собой циновках, на поваленном дереве и прямо на голой земле. Все зрители до единого были жителями селения Асути, что находилось в полури от озера. Однако селение отсюда не увидеть даже днем — мешают лес и холмы. Конечно, зрители рисковали жизнью. Но рисковали они сознательно. Желание воочию увидеть Белого Дракона пересиливало все их страхи...
Началось все около полутора месяца назад. Сперва странствующие по землям даймё Нобунага комусо
[57]
стали рассказывать удивительные вещи — о знамениях, возвещающих приход Белого Дракона: о том, как на камнях в императорском саду в Киото появились откуда ни возьмись иероглифы и надпись та гласила: «Бьяку-Рю придет», надпись видели многие придворные, но не успели показать императору — иероглифы бесследно исчезли с камней с наступлением сумерек и больше не появлялись; о том, как в дождливый день в небе над Такасаки расступились тучи и вырвалась колесница из огня, в той колеснице в языках пламени стоял и правил огненными вожжами человек высокого роста, широкоплечий, с белыми волосами и белой кожей. Но особо сильное впечатление на подданных даймё Нобунага производила такая история: монах одного из буддийских монастырей, привыкший встречать рассвет молитвой, вышел на монастырский двор и не успел приступить к медитации, как из утреннего тумана к нему вышел седовласый старец в золотых одеждах и сказал: «Страна Ямато стонет от кровопролитных распрей, стонет от нищеты и попрания исконного духа Ямато. Прознав о том, коварный сильный враг собирает силы и готовится напасть на землю Ямато и поработить ее. Разгневанное и Bстревоженное Небо посылает на землю Белого Дракона. Он явится в человеческом обличье. Человек, в котором бьется сердце Бьяку-Рю и течет его кровь, появится на земле даймё Нобунага, прогневавшего Небо более других. Этого человека узнает всякий и любой — так он будет отличаться от людей страны Ямато. Он будет бел кожей и бел волосами, высок и силен. И свершится чудо. Даймё Нобунага уйдет из этого мира. Новым даймё станет Белый Дракон. Самураи Нобунага признают себя его вассалами, его признают своим господином одна земля за другой. Белый Дракон победит захватчиков, объединит страну и приведет страну Ямато к величию и прославит ее императора. И другие народы в других землях падут ниц перед армией Белого Дракона и поклянутся в вечной верности императорам Ямато. После этого Белый Дракон исчезнет, выбрав себе в преемники достойнейшего из носителей духа Ямато». «И мы пришли в эти края, — завершали монахи свои удивительные речи, — в надежде обнаружить новые знаки грядущего прихода Белого Дракона».
