Мистер Вили замолчал, и я встал, чтобы уйти.
– Вы помните, как выглядела миссис Ливенворт? – спросил я. – Не могли бы вы ее описать?
Моя просьба его, похоже, немного удивила, но он ответил сразу:
– Она была очень бледна, не сказать, чтобы красавица, но очень обаятельна. Волосы каштановые, глаза серые…
– Очень широко расставленные?
Он кивнул, удивившись еще больше.
– Как вы узнали? Вы видели ее портрет?
Этот вопрос я оставил без ответа.
Спускаясь, я вспомнил о письме Фреду, сыну мистера Вили, которое лежало у меня в кармане, и, не придумав лучшего способа передать его, нежели просто оставив на столе в библиотеке, подошел к двери в эту комнату, которая находилась позади гостиных. Не услышав ответа на стук, я заглянул внутрь.
Комната не была освещена, но в камине весело играл огонь, и в неровном свете я различил присевшую около него женщину, которую с первого взгляда принял за миссис Вили. Однако, приблизившись и окликнув ее по имени, я понял свою ошибку, ибо особа, к которой я обращался, услышав мой голос, не только не ответила, но поднялась и явила моему взору фигуру столь благородных пропорций, что всякий намек на сходство с маленькой изящной супругой моего партнера исчез.
– Вижу, я ошибся. Прошу прощения, – сказал я и вышел бы из комнаты, но что-то в осанке стоявшей напротив леди удержало меня, и, посчитав, что это может быть Мэри Ливенворт, я спросил: – Мисс Ливенворт?
Благородная фигура как-то сразу поникла, грациозно поднятая голова опустилась, и на миг я усомнился в том, что мое предположение верно. Потом голова и фигура медленно воспрянули, раздался мягкий голос, я услышал «Да» и, торопливо шагнув вперед, увидел… не мисс Мэри с ее буравящим, лихорадочным взглядом и алыми дрожащими губами, а мисс Элеонору – женщину, чей мимолетный взор пленил меня с первого же мгновения, женщину, мужа которой я преследовал!
Удивление было слишком сильным – я не мог ни сдержать, ни утаить его. Медленно отступив назад, я пробормотал что-то насчет того, что принял ее за сестру, а потом, ощущая лишь одно желание – бежать от той, перед которой не осмеливался предстать в своем нынешнем настроении, я развернулся, но тут снова зазвучал ее богатый, прочувствованный голос, и я услышал:
– Вы же не покинете меня, не сказав ни слова, мистер Рэймонд, теперь, когда судьба столкнула нас? – И потом, когда я медленно двинулся вперед, она спросила: – Вы так удивились, увидев меня?
– Не знаю… Я не ожидал… – пробормотал я. – Я слышал, что вы больны и никуда не выходите, что не хотите встречаться с друзьями…
– Я болела, – ответила она. – Но мне уже лучше. Я пришла сюда, чтобы провести ночь с миссис Вили, потому что больше не могу видеть четыре стены своей комнаты.
Произнесено это было безо всякой печали, а скорее так, словно она оправдывалась за то, что находилась здесь.
– Я рад, что вы на это решились, – сказал я. – Вам стоило бы сразу сюда прийти. Тот унылый, одинокий пансион не место для вас, мисс Ливенворт. Нам всем горько осознавать, что вы превратили себя в затворницу.
– Я не хочу никого огорчать, – ответила она. – Мне лучше быть там, где я есть. И я не совсем одна. Там есть ребенок, невинные глазки которой не видят во мне ничего, кроме невинности. Она помогает мне не впасть в отчаяние. Пусть мои друзья не волнуются, я выдержу. – И добавила чуть тише: – Лишь одно не дает мне покоя. Я не знаю, что происходит дома. Печаль я могу выдержать, но неизвестность убивает меня. Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о Мэри и о доме? Миссис Вили я не могу просить, она добра душой, но не знает по-настоящему ни меня, ни Мэри, к тому же ей не известно о нашей размолвке. Она считает меня своевольной и винит за то, что я бросила сестру в беде. Но вы же знаете, я не могла иначе. Вы знаете… – Голос ее задрожал, она не договорила.
– Многого я вам не расскажу, – поспешил ответить я, – но все, что мне известно, я готов изложить. Вы хотели узнать что-то конкретное?
– Да. Как Мэри? Здорова ли она и… и не волнуется ли?
– Ваша сестра в полном здравии, – заверил ее я, – но, боюсь, не могу сказать, что она не волнуется. Она очень беспокоится о вас.
– Вы часто с ней видитесь?
– Я помогаю мистеру Харвеллу готовить книгу вашего дяди для публикации и обязан постоянно находиться там.
– Книгу дяди!
Слова эти были произнесены слабым от страха голосом.
– Да, мисс Ливенворт. Было решено, что ее стоит донести до читателя, и…
– Мэри предложила вам эту работу?
– Да.
Казалось, ужас все не покидал ее.
– Как она могла? О, как она могла?
– Она считает, что выполняет желание дяди. Она очень хочет, чтобы книга вышла к июлю.
– Не упоминайте об этом! – прервала меня мисс Элеонора. – Я такого не вынесу. – Потом, как будто решив, что подобная резкость ранила мои чувства, чуть более спокойным голосом добавила: – Впрочем, я не знаю никого, кто подошел бы для этого задания лучше, чем вы. С вами это будет книга, достойная уважения… О, я бы не выдержала, если бы к ней прикоснулся посторонний человек.
Она снова начала поддаваться страху, но подняла голову и сказала:
– Я хотела о чем-то спросить вас. А-а, вспомнила… – Она стояла лицом к лицу со мною. – Я хочу узнать, все ли в доме сохранилось как прежде. Те же слуги? И все остальное?
– Там появилась некая миссис Даррелл. Других изменений я не знаю.
– Мэри не говорит об отъезде?
– Кажется, нет.
– Но к ней кто-то приходит? Кто-нибудь, кроме миссис Даррелл, помогает скрасить ее одиночество?
Я знал, что за этим последует, и попытался сохранить спокойствие.
– Да. Несколько человек.
– Не могли бы вы назвать их по имени?
Как тихо она говорила, но как отчетливо!
– Конечно. Миссис Вили, миссис Гилберт, мисс Марта и… э-э-э…
– Продолжайте, – шепнула мисс Элеонора.
– Джентльмен по фамилии Клеверинг.
– Это имя вы произнесли с заметным смущением, – сказала она после мгновенного замешательства с моей стороны. – Могу я узнать почему?
В изумлении я поднял на нее глаза. Мисс Элеонора была очень бледна, на лице так хорошо знакомое мне выражение напряженного спокойствия. Я тут же опустил взгляд.
– Почему? Потому что его окружают обстоятельства, которые кажутся мне необычными.
– Почему? – спросила она.
– Похоже, он пользуется двумя именами. Сегодня он Клеверинг, а совсем недавно он был…
– Продолжайте.
– Роббинс.
Платье ее зашелестело, и в этом звуке мне послышалась безысходность. Но когда мисс Элеонора заговорила, голос ее был лишен какой-либо интонации, как у автомата.