Когда мы остались с мистером Грайсом вдвоем, переполнявшие меня смешанные чувства, должно быть, отразились на лице, потому что после нескольких минут зловещего молчания он очень сурово, но все же с едва различимыми нотками замеченного мною ранее самодовольства произнес:
– Эта новость, кажется, расстроила вас. А меня нет. – Рот его захлопнулся, как капкан. – Я ждал этого.
– Ваши выводы, должно быть, сильно отличаются от моих, – ответил я, – иначе вы бы увидели, что эта новость меняет характер всего дела.
– Она не меняет истины.
– Какой истины?
Мистер Грайс сделался необычайно задумчивым и самым низким голосом, на какой был способен, произнес:
– Вам очень хочется это узнать?
– Узнать правду? А разве не ее мы ищем?
– В таком случае, – сказал он, – насколько я понимаю, характер дела изменился, причем к лучшему. Пока мисс Элеонора считалась его женой, ее поступки можно было объяснить, но саму трагедию – нет. Зачем ей или ее мужу желать смерти человеку, щедрость которого умерла бы вместе с ним? Но когда выяснилось, что женой была мисс Мэри, наследница… Теперь все сошлось, мистер Рэймонд. Разбирая дела, подобные этому, всегда нужно помнить о том, кому смерть жертвы выгоднее всего.
– Но молчание мисс Элеоноры… Ее попытки утаить некоторые улики и доказательства… Как вы это объясните? Я могу понять, когда женщина старается защитить мужа от последствий преступления, но чтобы спасать мужа двоюродной сестры – никогда.
Мистер Грайс скрестил ноги и мягко промолвил:
– Так вы по-прежнему полагаете, что мистера Ливенворта убил мистер Клеверинг?
Посмотрев на него с неожиданно охватившими меня сомнениями и страхом, я повторил:
– По-прежнему?
– Мистер Клеверинг – убийца мистера Ливенворта?
– А что же еще остается думать? Вы же не… вы же не считаете, что мисс Элеонора намеренно помогла сестре выбраться из трудного положения, отняв жизнь у их общего благодетеля?
– Нет, – ответил мистер Грайс. – Нет, я не считаю, что Элеонора Ливенворт замешана в этом деле.
– Тогда кто… – начал я и замолчал, подавленный темнотой открывавшихся передо мною видов.
– Кто? Кто, как не человек, чей прошлый обман и нынешняя необходимость сохранения тайны требовали этой смерти? Кто, как не прекрасная, алчная, лживая богиня…
Объятый внезапным ужасом и отвращением, я вскочил.
– Не произносите это имя! Вы ошибаетесь, не произносите это имя.
– Прошу меня простить, – сказал он, – но его придется произносить много раз, поэтому начать можно прямо сейчас. Итак, кто, как не Мэри Ливенворт, или, если вам так больше нравится, миссис Клеверинг? Вы удивлены? Я об этом догадывался с самого начала.
Глава 26
Мистер Грайс дает объяснения
Так вот откуда дует ветер!
[25]
Уильям Шекспир. Много шума из ничего
Я не предлагаю углубляться в описание смешанных чувств, разбуженных во мне этим заявлением. Как тонущий человек за один трагический миг переживает заново все события своей жизни, так и каждое слово, произнесенное в моем присутствии мисс Мэри, от первого знакомства с ней в ее комнате в день начала дознания до нашего последнего разговора в тот вечер, когда в дом вошел мистер Клеверинг, пронеслось у меня в голове единой безумной фантасмагорией, наполнив ужасом перед значимостью, которую приобрели все ее поступки в мертвенно-бледном свете, озарившем их в ту минуту.
– Вижу, я вызвал у вас лавину сомнений, – промолвил мой компаньон с высоты своего холодного превосходства. – Неужели вы даже не думали, что такое возможно?
– Не спрашивайте, что я думал. Я только знаю, что никогда не поверю вам. Ваши подозрения ошибочны. Пусть смерть дяди была выгодна мисс Мэри, она не причастна к его убийству. Я имею в виду, непосредственно.
– И почему вы так уверены в этом?
– А почему вы так уверены в обратном? Вы должны доказать ее вину, а не я невиновность.
– Ах, – своим всегдашним немного насмешливым тоном промолвил мистер Грайс, – вы вспомнили этот принцип закона. Если не ошибаюсь, вы не всегда так трепетно к нему относились или отстаивали его, когда стоял вопрос, считать убийцей мистера Клеверинга или нет.
– Но он мужчина. Когда обвинение падает на мужчину, это не так ужасно. Но женщина! И такая женщина! Я не могу этого слышать, это чудовищно. Только полное признание с ее стороны может убедить меня, что Мэри Ливенворт или любая другая женщина совершила это преступление. Оно было слишком жестоким, слишком тщательно спланированным, слишком…
– Почитайте уголовные архивы, – перебил меня мистер Грайс.
Но я был непоколебим.
– Мне нет дела до уголовных архивов. Все архивы в мире не заставят меня поверить, что Элеонора Ливенворт совершила это преступление, и я не перестану считать, что Мэри Ливенворт несовершенна, но не виновна.
– Похоже, вы в своих суждениях о ней более снисходительны, чем ее сестра.
– Не понимаю, – произнес я, чувствуя, что дело начинает открываться в новом, еще более жутком свете.
– Неужели вы в суете последних событий забыли слова обвинения, брошенные одной из женщин, которые мы услышали утром в первый день дознания?
– Нет, но…
– Вы полагали, что это мисс Мэри обращалась к мисс Элеоноре?
– Конечно. А разве нет?
О эта улыбка, скользнувшая по лицу мистера Грайса!
– Вряд ли. Я оставил вам эту детскую задачку, полагая, что вы сумеете ухватиться за ниточку.
О этот свет, страшный свет!
– И вы хотите сказать, что это мисс Элеонора произнесла те слова? Что я все эти недели трудился, руководствуясь ужасной ошибкой, и что вы могли одним словом направить меня на верный путь, но не сделали этого?
– Я намеренно позволил вам какое-то время идти своим путем. Во-первых, я и сам не был окончательно уверен, кто говорил, хотя почти не сомневался. Как вы наверняка заметили, голоса у них очень похожи, но состояние, в котором мы застали их, когда вошли в комнату, можно объяснить как тем, что мисс Мэри произносила обвинение, так и тем, что отвергала его. Поэтому, хотя я хорошо представлял, что произошло в той комнате, мне было приятно обнаружить, что вы приняли противоположную точку зрения, поскольку это давало возможность проверить обе версии – это отнюдь не лишнее в деле, в котором столько загадок. Таким образом, вы взялись за дело с одного конца, а я – с другого. Вы видели каждый факт в свете веры мисс Мэри в виновность мисс Элеоноры, я в противоположном. И что это дало? В вашем случае: сомнения, противоречия, постоянное беспокойство и необоснованные попытки подогнать факты под свои убеждения; в моем – растущая уверенность и убежденность, которую каждое новое открытие только усиливало и делало все более и более обоснованной.
