Она не ответила, но встала и принялась ходить по комнате, сначала с замкнутым видом, а потом с определенной долей волнения, что оказалось предвестием перемены в ее настроении, ибо, неожиданно остановившись, она повернулась ко мне и сказала:
– Мистер Клеверинг уехал из Р**, миссис Белден.
– Уехал?
– Да. Дядя приказал мне прогнать его, и я повиновалась.
Рукоделие выпало у меня из рук, сердце сжалось от искреннего огорчения.
– Значит, он узнал о вашей помолвке с мистером Клеверингом?
– Да. Он не пробыл в доме и пяти минут, как Элеонора рассказала ему.
– Значит, и она знала?
– Да, – вздохнула она. – Она не смогла побороть искушения. Я по глупости своей намекнула ей об этом в первые минуты счастья и слабости. О последствиях я не задумывалась, но ведь можно было догадаться. Она такая сознательная.
– Я бы не называла это сознательностью, когда рассказываешь чужие секреты, – возразила я.
– Это потому, что вы не Элеонора.
Не имея ответа на это, я сказала:
– И дядя не одобрил помолвку?
– Одобрил? Разве я не говорила, что он никогда не разрешит мне выйти за англичанина? Он сказал, что скорее в могилу меня положит.
– И вы сдались? Не боролись? Пошли на поводу у этого ужасного, жестокого человека?
Она снова подошла к фотографии, которая привлекла ее внимание в прошлый раз, но после этих слов многозначительно покосилась на меня.
– Когда он приказал, я повиновалась, если вы об этом.
– И прогнали мистера Клеверинга после того, как дали слово чести стать его женой?
– Почему нет, если оказалось, что я не смогу сдержать слово?
– Значит, вы решили не выходить за него?
Она промолчала, только подняла лицо к фотографии.
– Дядя сказал бы, что я решила во всем руководствоваться его желаниями, – наконец ответила она, и я почувствовала в ее голосе горечь презрения к самой себе.
В ужасном огорчении я заплакала.
– О Мэри! – воскликнула я. – О Мэри! – И тут же покраснела оттого, что назвала ее по имени.
Но она, похоже, этого не заметила.
– Вам хочется пожалеть меня? – спросила она. – Я не обязана слушаться дядю? Он не воспитывал меня с детства? Не окружил роскошью? Не сделал меня тем, что я есть, вплоть до любви к богатству, которое он вливал в мою душу с каждым подарком, с каждым словом с тех пор, как я научилась понимать, что означает быть богатым? Я сейчас должна отречься от заботы столь мудрой, столь доброй и безвозмездной только потому, что мужчина, с которым я познакомилась каких-то две недели назад, предлагает мне взамен то, что ему заблагорассудилось называть своей любовью?
– Но, – слабо возразила я, подумав (наверное, из-за сарказма в голосе, с которым эти слова были произнесены), что она, в конце концов, не так уж далека от моего образа мыслей, – если за две недели вы поняли, что любите этого человека сильнее, чем что бы то ни было, сильнее даже, чем богатства, которые делают благосклонность дяди столь…
– Да, и что тогда? – нетерпеливо перебила она меня.
– Тогда я скажу: будьте счастливы с человеком, которого выбрало ваше сердце, выходите за него тайно, надейтесь, что сумеете добиться от дяди прощения, в котором он не может отказывать вечно.
Вы бы видели, какое лукавое выражение промелькнуло на ее лице!
– Не будет ли лучше, – спросила она, обнимая меня и кладя голову мне на плечо, – не будет ли лучше сперва заручиться дядиной благосклонностью, а уж потом пускаться в такое полное опасностей предприятие, как побег со слишком пылким любовником?
Пораженная такими речами, я всмотрелась в ее лицо. На нем была улыбка.
– Дорогая, – сказала я, – так вы все же не прогнали мистера Клеверинга?
– Я его отослала, – просто ответила она.
– Но не без надежды?
Она звонко рассмеялась.
– О милая матушка Хаббард, да вы настоящая сваха! Вам это так интересно, как будто вы невеста.
– Но ответьте, – не отступала я.
В следующее мгновение к ней вернулось серьезное настроение.
– Он будет ждать меня, – сказала она.
На следующий день я изложила ей план, который придумала для спасения их с мистером Клеверингом тайной связи. Они должны были взять чужие имена: она – мое, так ей было проще не ошибиться, чем с каким-нибудь незнакомым, а он – Ле Роя Роббинса. План ей понравился и после небольшого уточнения относительно тайного знака на конвертах, чтобы отличать письма, адресованные ей, от моих, был принят.
И я сделала роковой шаг, который вовлек меня во все эти неприятности. Подарив свое имя девушке, позволив ей распоряжаться им по своему усмотрению и подписывать им, что она сама захочет, я как будто рассталась с тем, что оставалось у меня от рассудительности и благоразумия. С того времени я превратилась в хитрого, увертливого, преданного раба: я то переписывала письма, которые она приносила мне, и подписывала их вымышленным именем, которое мы выбрали, то придумывала способы доставить ей письма, полученные от него, так, чтобы об этом никто не узнал. Мэри решила, что приходить ко мне слишком часто будет подозрительно, поэтому мы посвятили в наш план Ханну, и она помогала нам. Этой девочке я передавала послания, когда мне самой не удавалось их доставить. Полагаясь на скрытность ее характера и неграмотность, я надеялась, что эти письма, адресованные миссис Эми Белден, дойдут до истинного адресата. И, я думаю, они всегда доходили. Во всяком случае, я не слышала, чтобы какие-либо сложности возникали из-за услуг нашей посредницы.
Но перемены не заставили себя долго ждать. Мистеру Клеверингу, который оставил в Англии мать-инвалида, пришлось срочно возвращаться. Он был готов ехать, но, разгоряченный любовью, отвлекаемый сомнениями, терзаемый подозрением, что, отдалившись от женщины, у которой столько почитателей, как у Мэри, у него не будет возможности сохранить свое положение, он написал ей письмо, в котором изложил свои страхи и предложил пожениться до его отъезда.
Сделайте меня своим мужем, и я буду следовать вашим желаниям во всем, – написал он. – Уверенность в том, что вы принадлежите мне, сделает расставание возможным, без этого я не могу ехать, даже если моей матери суждено умереть, не попрощавшись с единственным ребенком.
Вышло так, что она находилась у меня дома, когда я принесла это письмо с почты, и мне никогда не забыть, как она переменилась в лице, прочитав его. Однако если сначала она выглядела так, словно получила неожиданный удар, то очень быстро успокоилась, обдумала положение, написала и передала мне для переписывания несколько строк, в которых обещала принять его предложение, если он согласится предоставить ей право самой сделать сообщение об их браке и расстанется с ней у дверей церкви или того места, где будет проходить свадьба, с тем, чтобы не возвращаться, пока это сообщение не будет сделано. Через пару дней пришел ответ, в котором она не сомневалась:
