– Новая фраза. Думаю, как раз то, что тебе надо. – Гриффин прочитал: – «И тогда, через все времена, его душа и ее душа смогли отыскать друг друга снова и снова, когда бы ни зацвел лотос».
Робби повторил последние пять слов:
– Когда бы ни зацвел лотос… В лаборатории не подтвердили никаких следов голубой лилии, но это не означает, что ее там не было. Во всех текстах, что я видел, цветок постоянно упоминается как распространенный ингредиент в древние времена.
Чем больше он возбуждался, тем сильнее становился его акцент, и Гриффин начал с трудом понимать, что он говорит.
– Ты сказал, голубая лилия?
– Да, – кивнул Робби. – Голубая лилия. Она используется до сих пор. Называется также голубой лотос, или даже египетский лотос. – Робби взял увеличительное стекло Гриффина и внимательно рассмотрел мозаику на черепках. – Если этот ингредиент здесь указан, возможно, и остальные тоже. Понимаешь, мы должны это решить, ведь так?
Он снова был тринадцатилетним мальчиком, подпрыгнувшим от радости.
– Может быть, и так. – Теперь даже Гриффин начал верить.
Ветер в саду зашумел дверями французских окон. Робби подошел, закрыл их, потом вернулся и склонился над черепками.
– Голубая лилия, хмм-м… посмотрим. – Он сделал один глубокий вдох, потом другой и улыбнулся. – Возможно, это лишь мое воображение, но думаю, я почувствовал.
Гриффин тоже наклонился и понюхал, потом тряхнул головой.
– С того момента, как я начал работать над этим проектом, единственное, что смог унюхать, так это запах глины. Похоже, нюх у меня не очень тонкий.
– Я тоже мало унаследовал. Нюх у меня натренированный. А вот у Жас действительно волшебный дар, – Робби снова вдохнул и на несколько секунд задержал дыхание. Когда Робби выпрямился, Гриффин заметил, что он потер себе лоб.
– Что-то не так?
– Это случилось на днях. Если я нюхаю эти осколки слишком долго, у меня начинает кружиться голова. Словно готов упасть в обморок.
– Знаешь, голубая лилия – это галлюциноген, верно? – спросил Гриффин. – Если только за долгое время она не потеряла свои свойства.
– Конечно, потеряла, – сказал Робби, но голос у него был неуверенный. – Я не так много знаю об истории этого растения, меня интересовало в основном его применение для производства духов. Был ли это распространенный цветок?
– Очень популярный и распространенный, да. Его изображение можно увидеть на вершине колонн и на фресках в гробницах, есть и записи о том, что он использовался в ритуалах и обрядах. Но я бы не назвал его простым. В Египте это самое священное растение, символ смерти и возрождения. Считается, что Осирис возродился в облике голубой лилии.
Глаза Робби расширились.
– Да, еще одно совпадение в твою копилку, – сказал Гриффин.
– Если упорно продолжать называть это совпадениями.
– А как бы назвал ты?
– Знаками, изумительными, жизнеутверждающими знаками.
Когда люди растут и старятся, очень немногие сохраняют в памяти восторг и удивление, которые были им присущи в детстве. Но Робби был не таким, как все. Гриффин подумал, осталась ли Жас такой же неизменной, как ее брат.
– Расскажи, что еще тебе известно о символике лотоса, – попросил Робби.
– Согласно древней легенде мир пребывал во мраке, и правил им хаос, пока однажды утром из глубин реки не поднялась голубая лилия. Когда цветок раскрылся, в его золотой середине сидел молодой бог. Божественный свет, исходивший от него, озарил мир, а сладостный аромат уничтожил вселенский мрак. Египтяне верили, что цветок раскрывается каждое утро и гонит прочь хаос, который правит миром во время вечной ночи.
– Следовательно, он является символом возрождения. Как они использовали его в качестве галлюциногена? – спросил Робби.
– Чаще всего в виде напитка. Существует древний рецепт, для приготовления которого требовалось девятнадцать цветов, настоянных на вине. Потом вино использовали в религиозных ритуалах и как восстановительное средство во время празднеств. Часто можно видеть изображение лилий в сексуальных сценах. Тутанхамон был усыпан этими цветами.
– А как насчет галлюциногенных свойств?
– Вызывает что-то вроде эйфорического покоя. В институте некоторые из нас пробовали пить эликсир. – Робби поднял брови. – Было любопытно. Упоминания можно найти везде. Этот цветок был настолько важен, что о нем даже написано в египетской Книге Мертвых.
Гриффин стал читать наизусть: «Я космическая водяная лилия, поднявшаяся в сиянии из древних черных вод Нуна, и мать моя Нут, ночное небо. О ты, кто создал меня, явилась я. Я великий правитель вчерашнего дня, в моих руках сила власти».
Тяжелые серые облака заволокли небо. Когда ранние вечерние сумерки сгустились, окутав мастерскую густым сумраком, Робби включил настольные лампы.
– Почему что-то настолько древнее вызывает у меня головную боль, а лабораторный анализ так ничего и не выявил? – спросил он.
– Действительно, странно.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Гриффин кивнул.
– Никакой головной боли. И, конечно же, никаких ощущений, какие были, когда я пил эликсир.
Сад внезапно осветила вспышка молнии. Электрическая змея словно загипнотизировала мужчин, наблюдавших за второй вспышкой.
– Какого черта? Ты это видел? – Гриффин указал в сад.
– Привидение? – спросил Робби.
– Ну, сомневаюсь, что это привидение, но там человек.
– В сад можно войти только через эти двери или из дома. Ты видел тень очень старого дерева справа от живой ограды. Мы с Жас называем его привидением. При определенном освещении оно похоже на человека. – Робби открыл дверь в бушующий сад. – Пойдем, я покажу тебе.
Как только он вышел за дверь, вспыхнула новая молния и начался проливной дождь. В странном свете казалось, что Робби окатило жидким серебром. Забежав обратно в комнату, Робби отряхнулся и потянулся за бутылкой «Пессак-Леоньян».
– Хочу вина. Выпьешь?
– Да.
Робби открыл бордо.
– Иногда в темноте мы представляли себе то, чего там нет. Иногда, сильно сосредоточившись, можно это оживить.
– Создать.
Робби кивнул, передавая Гриффину бокал изысканного красного вина.
– Тибетские монахи умеют создавать живых существ, они называют их тульпа. Ты о них слышал?
– Слышал. Утверждают, что монахи высокого уровня способны материализовать мысль путем медитаций.
– Похоже, что ты не веришь в это? – спросил Робби.
– Нет, конечно. А ты?
– Верю.
– Почему-то меня это не удивляет, – сказал Гриффин.
