Уильям был прав, она должна была ему помочь.
– Но не теперь. Франсуа сказал бы, что работа прежде всего. – Пытаясь говорить ровным голосом, Валентина сжала кулаки. Однажды она кое-кого убила, собственными руками зажав ему горло, а Франсуа стоял рядом, давая советы, как и где надо давить.
Она пыталась мысленно связаться с ним.
Что мне делать? Когда тебя нет, к кому обратиться за помощью?
Франсуа учил ее, как вести себя в непредвиденных обстоятельствах.
«Никто из нас не важен настолько, насколько важно наше сообщество, – говорил он. – Если один из нас попадется или даже будет убит, остальные должны остаться и действовать».
Он давал Валентине жесткие приказы и заставлял помнить их так же, как клятвы.
– Если план срывается, создай новый. Не забывай, что при необходимости ты должна действовать без меня. Ты готова. – И он гордо улыбался. – Ты готова. Понимаешь это?
Валентина сломала сигарету, выпила крепкого черного чая, который так любил Франсуа, а ей он казался слишком горьким.
– Надо собрать всю команду, – сказала она. – Перегруппироваться. Надо, чтобы рядом с домом Л’Этуаль находился кто-то с дистанционным микрофоном и выяснил, что там происходит.
– Стоит ли прежде связаться с Пекином?
– При такой игре уже поздно. Они могут прислать кого-то нового присматривать за нами. Мы потеряем шанс, который упускать нельзя.
– Значит, ты назначаешь себя верховным жрецом? – спросил Уильям, намекая на другую клятву, которую все они приносили.
И пусть меня убьют пять молний, если я самовольно присвою власть.
– Нет, конечно, нет. На официальное место Пекин может назначить любого, кого захотят. Нам надо лишь закончить работу, начатую Франсуа.
Уильям посмотрел на нее, как на чужую.
– Ты готова вернуться к работе? Валентина, мы должны почтить память Франсуа.
– Сейчас не время. Далай-лама будет в Париже в субботу. У нас четыре дня, чтобы убедиться, что египетские черепки ему не достались.
Она положила руку на плечо Уильяма и посмотрела ему в глаза.
– Обещаю, мы достойно почтим его память, когда все закончится. Теперь для него лучше, чтобы мы сделали ту работу, ради которой он умер.
Франсуа с самого начала настороженно относился к этой работе, но не из-за себя, а из-за нее.
– Одно дело, когда враг неизвестен, – предупредил он всего два дня назад, – когда твоя жертва незнакомец. Но для тебя это будет самая трудная проверка. Тебе придется ожесточить свою душу, Валентина.
Всего двое мужчин на свете были ей небезразличны.
Франсуа Ли, спасший ее, ставший единственным отцом, которого она знала.
И еще Робби Л’Этуаль, который открыл ее сердце и стал единственным любовником, которого она приняла.
Теперь, мстя за смерть одного, ей, возможно, придется убить другого.
Глава 21
Жас схватилась за край парфюмерного органа и попыталась встать. Тело ее дрожало. Комната засветилась, словно залитая светом, источаемым флаконами духов, будто они ожили. Пятясь, Жас сделала первый осторожный шаг, потом второй. Наконец она остановилась в противоположном углу комнаты, прижавшись спиной к двери, готовая убежать.
Орган снова превратился в обычный рабочий стол.
Жас осмотрела неподвижные предметы, убеждаясь, что ничто не движется, ничто не колышется и не мерцает, что все пришло в норму. Только так она могла убедиться, что снова в сознании и страшное видение закончилось.
Согласно черно-белым часам из оникса и алебастра, прошло совсем немного времени. Пять или шесть минут, не больше.
Прошло так много лет с тех пор, как она почувствовала, что знакомый мир ускользнул от нее, и она увидела себя, или некую версию себя, живую и напуганную, в каком-то ином месте и времени. Но ощущение психического припадка незабываемо. Этот же длился дольше и был более детальным, чем те, что она испытывала в детстве. В сравнении с нынешним припадком те видения были отрывочными, словно какие-то провалы.
Жас не могла позволить такому случиться. Не сейчас, когда Робби пропал и полиция снует повсюду, когда она совершенно одна. Жас сползла вниз, села на смятые бумаги и стала колотить кулаком по полу.
Когда она была моложе, галлюцинации были соблазнительными и бессвязными, и когда они заканчивались, она редко помнила детали. Но это видение она запомнила полностью. Ни один из образов не исчез и не растворился. Она видела церковь во всех подробностях, слышала людей, ощущала запахи, и все совершенно отчетливо. Жас помнила, что именно думала та грустная женщина, что именно она видела…
Подожди. У нее было имя. У ее возлюбленного тоже было имя.
У Жас никогда не было галлюцинаций про людей, имена которых она знала. Но в этом видении она видела предка Л’Этуаля.
От грубого стука в дверь ее тело содрогнулось. Она вскочила и обернулась к двери, словно за ней стоял палач.
– Кто там? – отозвалась Жас.
Это оказался один из жандармов с улицы.
Жас открыла дверь.
– Инспектор занес это и велел отдать вам.
Полицейский протянул ей тонкий блокнот в кожаном черном переплете, на обложке которого Жас увидела инициалы РЛЭ, и в груди у нее что-то екнуло. Протянув руку, чтобы забрать блокнот, она заметила, что рука дрожит.
Жас прошептала слова благодарности.
– Вы в порядке? Чем могу помочь? Может быть, позвать кого-нибудь?
– Нет, – она улыбнулась. – Я в порядке. Благодарю.
Как только он ушел, Жас снова открыла французские двери, впустила свежий воздух и села за стол. Следующие пять минут она листала дневник брата, увлекшись чтением. Она остановилась на странице, написанной две недели назад: годовщина смерти мамы. В тот день Робби улетел в Нью-Йорк. Он был с ней на кладбище, а потом сказал, что у него встреча, но с кем он встречался, брат так и не сказал. Жас и не спрашивала.
Но вот перед ней имя, которое она не ожидала увидеть. Зачем ее брат встречался с Гриффином? Что он делает здесь, в Париже? Почему Гриффин встречался с Робби каждый день почти всю последнюю неделю?
Воспоминание об аромате захватило ее.
Она почувствовала запах Гриффина Норта еще до того, как повстречалась с ним, ей понравился его аромат до того, как она узнала его имя или услышала его голос. Он стоял позади нее на вечеринке. Мгновение она не оборачивалась, не пыталась отыскать его, просто дышала.
Позднее Жас узнала, что его одеколон был создан в тридцатых годах двадцатого века американским парфюмерным домом. Но в шестидесятых годах, еще до рождения Гриффина, его производство закончилось. Он был первым и последним мужчиной, которого она встретила с таким запахом. Когда Жас спросила, откуда у него эти духи, Гриффин признался, что нашел их в пляжном домике, который как-то летом снимали его дед и бабушка. Это был единственный предмет, забытый владельцами в ванной.