Жас хотела помочь людям понять, что истории были метафорами, уроками и картами, но не правдой. Магия могла быть опасна. Реальность была всесильна. Не существовало Минотавра. Не было единорогов, или фей, или богов. Было лишь соотношение между фактами и фантазией. И став взрослой, Жас никогда не теряла бдительности.
И только здесь, каждый год, десятого мая, в годовщину смерти матери, осторожность оставляла ее.
Лучи света переместились. Жас знала, что это из-за движения облаков, но создавалось впечатление, будто ангел дышит. Замечательно верить, что каменный ангел может ожить. Что на свете существовали герои, неспособные разочаровать. Что мама действительно разговаривала с ней из могилы.
Но я же разговариваю, послышался шепот в ответ на мысли Жас. И ты знаешь, что я разговариваю. Знаю, что ты очень боишься поверить мне. Но поговори со мной, родная, это поможет.
Жас встала и начала разворачивать яблоневые цветы, которые принесла на могилу. С призраком она не разговаривала никогда. В действительности ее мать была не здесь. Явление было вызвано аномалией мозга. Она видела магнитно-резонансную томограмму на столе отца и прочла письмо врача.
Тогда Жас было всего четырнадцать лет, но даже теперь ей бы пришлось справляться о некоторых словах в справочнике. Сканирование показало то, что они назвали очень незначительной редукцией объема фронтального белого вещества, зоны, где иногда локализуются признаки психического заболевания. Это стало доказательством того, что причиной ощущения, будто она сходит с ума, является не гиперактивное воображение, а нарушения, обнаруженные врачами.
Однако при таких изменениях они не были уверены в методике лечения. Долгосрочный прогноз пациентки казался неопределенным. Состояние ее могло оставаться стабильным и никогда не ухудшиться. Либо могли развиться более тяжелые биполярные нарушения. Врач посоветовал срочное лечение наряду с курсом психомедикаментозной терапии и наблюдение за улучшением симптомов.
Жас сняла с букета целлофановую обертку и смяла ее. Шум целлофана оказался достаточно сильным, чтобы заглушить голос матери.
Дорогая, я знаю, что это неприятно, и очень сожалею.
Поставленные в урну под витражным окошком слева яблоневые цветы источали свой аромат. Жас обычно предпочитала более сдержанные лесные ароматы, запах острых приправ и мускуса, мха и перца с легкими оттенками роз. Но мама больше всего любила яблоневые цветы. Поэтому из года в год Жас приносила их ради напоминания обо всем, чего ей не хватало.
Небо потемнело, и по стеклу внезапно застучали капли. Сев на корточки возле урны, Жас прислушалась к шуму дождя, обрушившегося на крышу и стучавшего в окна. Обычно она с нетерпением спешила по делам, чтобы сменить обстановку. Старалась не задерживаться. Готова была на все, лишь бы избежать уныния, вызывавшего чрезмерные грустные размышления. Но здесь, в этом склепе, раз в году, предаваясь своим страхам, грусти и разочарованию, Жас чувствовала какое-то болезненное облегчение. В этой бездне, залитой печальным голубым светом, она могла замереть и сильно разволноваться, вместо того чтобы хранить спокойствие. Она могла позволить себе грезы. Могла испугаться их, а не сопротивляться. Только раз в году. Только здесь.
Когда я была маленькой, то верила, что этот свет является мостом, открывающим мне путь из мира живых в мир мертвых и обратно.
Жас почти ощутила, как мама погладила ее по голове, тихо нашептывая слова, как она делала это, укладывая дочь спать. Жас закрыла глаза. Тишину заполнил шум дождя, пока Одри не заговорила снова.
Вот что это для нас, дорогая? Это мост?
Жас молчала. Она не могла говорить. Она слушала слова матери, но слышала дождь, а потом скрип дверных петель, когда открылась тяжелая витая дверь из железа и стекла. Порыв влажного холодного ветра ворвался в склеп, и она повернулась. Тень мужчины на пороге поначалу показалась Жас тоже нереальной.
Глава 3
Китай, Нанкин. Вторник, 10 мая, 21.05
Молодой монах на мгновение склонил голову, словно молясь, а потом зажег деревянную лучину. Его спокойствие и безмятежность казались почти блаженными, миг полного внутреннего покоя.
Выражение его лица едва ли изменилось, даже когда он поднес горящую лучину к своей одежде, пропитанной бензином. Монаха охватило пламя того же цвета, что и его одеяние.
Се Пин отвернулся от монитора и взглянул в глаза Кали Фонг, не удивившись тому, что они переполнены слезами.
– Это кошмар, – прошептала она дрожащими губами. Невысокая двадцатитрехлетняя Кали могла сойти за подростка. Казалось, что она не могла быть создателем изысканных картин, иногда весьма внушительных размеров. Страсть, с которой она говорила о правах человека и свободе творчества, иногда сотрясала ее маленькое существо. Такая прямолинейная девушка была не очень разумным выбором Се для тесной дружбы. Но он давно решил, что избегать отношений так же подозрительно, как поддерживать их.
– Не надо больше сидеть за компьютером, – сказал Се. – И плакать тоже не надо, пожалуйста. Только не при людях.
Несмотря на то что многие студенты и преподаватели обсуждали их отношение к последним неспокойным событиям в Тибете, для него было бы слишком опасно привлекать внимание.
– Но это же важно, и…
– Кали, мне надо уйти, – сказал он, пытаясь привлечь ее внимание. – На мне висит проект, придется полночи работать над ним. Почему бы тебе не очистить свой браузер, чтобы мы могли идти?
Каждый компьютер, продаваемый в Китае, имел программу, блокирующую сеть, чтобы никто не мог зайти на сайт Би-би-си, Твиттер, Ю-Тьюб, Википедию и блоги. Правительство заявило, что это делалось ради борьбы с порнографией, но все знали, что целью являлось закрытие доступа к новостям о демократии, Тибете или о членах запрещенного духовного движения Фалуньгун
[4]
. Посещение политически направленных или порнографических вебсайтов считалось преступлением, как и любые попытки обойти интернет-запреты.
Именно в этом Кали стала экспертом. Пока она стирала информацию, Се закрыл глаза и погрузился в свое сознание, чтобы найти уголок покоя, и мысленно начал произносить мантру, которую выучил, когда ему было всего шесть лет.
Ом мани падме хум.
Сделал он это медленно, четыре раза, и на несколько секунд из интернет-кафе пропали шум и суета. Се был слишком возбужден просмотренным, чтобы позволить заметить это Кали или, что еще хуже, тому, кто следил за ним.
Коснувшись руки Се, Кали вернула его в реальность.
– Сколько еще трагедий должно случиться, чтобы международная общественность начала действовать?
